Чёрный иней
Шрифт:
Щербо жадно вглядывался в скалы на востоке, где был пост, который они недавно обнаружили, смотрел на барак, откуда готовились выступить на поимку парашютистов пятнадцать отборных гренадёров, на три купола и пытался заново оценить ситуацию, которая так внезапно изменилась. Мысли сплетались в клубок вопросов: чем нам грозит это случайное вторжение? Можно ли воспользоваться ситуацией для своей пользы? Какие преимущества получает группа? Не нарушит ли это разработанного Щербом плана? Можно ли помочь союзникам, которые в этот момент болтаются между небом и землёй и с каждой секундой приближаются к фашистской западне? То, что это английские лётчики, он определил по концентрическим кругам — опознавательным знакам
За две минуты всё было свёрнуто и группа выстроилась у него за спиной.
Тем временем парашюты продолжали опускаться. Уже было очевидно, что они приземлятся на ледник. Однако двух из них ветер начал сносить на северо-восток, по ту сторону немецкой станции, почти на антенное поле. Третий должен бы был приземлиться за три десятка метров от их укрытия. Немцам пришлось разделиться: десяток фигур свернули в северо-восточном направлении, другая пятерка быстро приближалась к норе. Захватить одного увязшего в снегу лётчика, вооружённого только пистолетом, было для пяти опытных солдат, несомненно, лёгким делом. Щербо видел пилота, который судорожно дёргал за стропы, пытаясь продержаться в воздухе подольше, и с тревогой пытался угадать место его приземления.
Хоть бы всё закончилось быстро и без крови, тогда они нас не обнаружат. А если?.. Отойти мы, конечно, успеем... Они даже не поймут, что случилось, их внимание сейчас рассеяно. Этим пятерым жить осталось недолго, поэтому доложить начальству они ничего не успеют. А те вряд ли смогут быстро организовать погоню. За кем? Куда? А мы — на юго-запад, потом — побережьем на север. Спрячемся в скалах. Ну а дальше?..
Лётчик наконец коснулся ногами снега, взвихрил фонтан белой пыли и начал лихорадочно укрощать опавший купол. Фашисты успели приблизиться на сотню метров, уже были слышны их весёлые возгласы.
И вдруг слева, почти на границе сектора, доступного взгляду Щерба, поднялась в полный рост белая фигура и подняла автомат.
Сиротин! Щербе хотелось закричать, остановить! Но в ту же секунду воздух разрезала густая автоматная очередь.
14
Горячий и крепкий кофе, гренки — повар умеет делать их сочными и в меру хрустящими, мёд, джем, масло, сыр. Белоснежная салфетка. Хотя мёд искусственный, а молоко — порошковое, и не было розеток для мёда и джема, да и молочник был отнюдь не серебряный, Гревер ощущал в сервировке завтрака утончённость многовековой культуры. Утренний ритуал выгодно контрастировал с его воспоминаниями о тех далёких голодных временах, когда он, бывший фронтовик, скитался по стране, пил эрзац-кофе из фаянсовых кружечек, ел чёрствое печенье в привокзальных буфетах и мочился на холодные блестящие рельсы, убегавшие в туманную даль. Тогда он мечтал о таких завтраках — калорийных, вкусных, изысканных, от которых в желудке разливается приятное тепло, а на губах остаётся привкус настоящего кофе. Их заключительным актом была сигара.
Ну, вот, майор Зепп Гревер готов к работе. А день обещает быть утомительным.
... Всё. Конец. Засветились. Утрачено главное условие, при котором мы могли использовать свой шанс — внезапность.
Он знал, что произойдёт через несколько минут. Их наблюдательный пункт зажмут в плотное полукольцо и будут стараться прижать к краю плато, или начнут выдавливать на юго-запад к фиорду — единственный путь,
Стоп! Капитуляции перед обстоятельствами не будет. Не спеши. Надо испробовать всё.
Он заметил, как у барака вдруг засуетились. Наверно, оттуда внимательно наблюдали за обеими группами захвата и видели, как белая фигура пронзила автоматной очередью холодный воздух, как натолкнулся на пулю первый из пяти, медленно осел на снег второй... Остальные залегли, не успев понять, что же случилось. А фигура исчезла.
Английский пилот, которому удалось быстро отцепить лямки парашюта, проваливаясь в снег, с максимально возможной скоростью инстинктивно кинулся в сторону нежданного спасителя. Он падал, пытался бежать зигзагом, спеша оторваться как можно дальше от преследователей. А те, открыв беспорядочную стрельбу, взвихрили снежную пыль и вдруг начали отступать.
По ушам Щербо ударило яростно брошенное Байдой «...т-твою мать!» — и тут он услышал тихий шорох из бокового лаза. В нору сначала протиснулся Сиротин, а следом — запыхавшийся, ошалевший от пережитых волнений англичанин. Последним появился Джафар, который, бросив на Щербо быстрый виноватый взгляд, понурился.
— Я виноват, товарищ майор, — сделав ударение на «я», твёрдо произнёс он.
Щербо, силясь унять боль в сердце, услышал голос Назарова — тот тихо поминал селезёнку и прочие потроха «сынка Сиротина».
— Отставить разговоры, — жёстко скомандовал он, обрывая в себе и других сумятицу и беспокойство. Ощупал глазами пилота, ещё не до конца поверившего в своё спасение. Попытался оценить способности, силу и выносливость этого «сюрприза», который так внезапно свалился с неба и так резко изменил ход событий. Каждого из тех, кто стоял перед командиром, вдруг кольнуло острое и тревожное предчувствие грядущей схватки.
15
Гревер открыл дверь каморки радиста, наполненной клёкотом рации. Отсюда в голосовом режиме поддерживалась связь с основным объектом. Он с недовольством поймал себя на мысли, что основной объект — дивизион Эрслебена. Это раздражало, потому что он и до сих пор не желал сознаться даже самому себе: метеообеспечение рейда «Шеера» — это лишь побочное задание их объекта, обозначенного на абверовских картах романтичным кодом «Айсблюме».
В углу сидел телефонист и грыз галету. «Он всё время мёрзнет и потому постоянно хочет есть. Только эти два чувства заполняют его мозг. Кажется, его фамилия Бегель... Да, Фриц Бегель». Радист остался сидеть, вслушиваясь в таящийся за наушниками эфир, а телефонист-ефрейтор вскочил на ноги и вытянулся, безуспешно пытаясь проглотить непрожёванную галету. Гревер вдруг увидел на лице Бегеля то, на что раньше не обращал внимания: обмороженные скулы, красную полоску на веках. «Снежный конъюнктивит! Зайчиков нахватался». Он хотел было произнести назидательную речь о необходимости носить тёмные очки со светофильтрами при солнечной погоде и о выполнении полевых уставов и инструкций, но почему-то передумал и только махнул рукой, разрешив Фрицу Бегелю сесть и заняться делом.
В памяти почему-то возник Берлин, телетайпный центр ОКВ на Бендлерштрассе, куда дважды в неделю Эрслебен передавал разведданные за его, Гревера, подписью. Тишину нарушало только стрекотание телетайпов — они автоматически дешифруют получаемые депеши... Ковровые дорожки, изысканно аскетичная обстановка. Трое дежурных офицеры и десять девушек-телеграфисток. В серых халатиках, под которыми угадывается полное отсутствие одежды. И мягкое тепло, тепло женского тела…
Нет, к черту! День явно начинается ни за здравие, ни за упокой. На тепло потянуло!