Черный караван
Шрифт:
Мы, трое всадников, въехали на гребень бархана. Огромную площадь внизу заполняли косматые папахи. Белые, черные, рыжие. Люди, стоя спиной к нам, окружили кольцом невысокий пригорок, на котором был установлен большой шатер. Вокруг шатра царила неимоверная суета, в двух-трех местах курился дымок.
Мы приказали каравану, не останавливаясь, двигаться дальше, а сами поехали к шатру. Было ясно, что мы попали на скачки: посреди скакового круга стояло много лошадей, с заплетенными хвостами, с ушами, похожими на ножницы. Кто успокаивал потного коня, кто в сторонке проводил своего тихим шагом, а кто уже был готов
Эрнепес-бай встретил нас радушно, повел в шатер и познакомил со старейшинами. Быстро принесли чай, разостлали скатерть с угощением. Вскоре послышался громкий голос длиннобородого, широкогрудого, крепко сложенного глашатая:
— Э-эй! На середину должны выйти лошади, которые поскачут на шесть кругов, э-эй! Приз — один верблюд, э-эй! Седло от глашатая, э-эй! Приготовьтесь быстрее, э-э-эй!
Эрнепес с гордостью объяснил, что это он жертвует верблюда в награду победителю, что в дальнем забеге до сих пор еще ничей конь не мог опередить его жеребца по кличке Йылдырым (Молния).
— Поэтому бай и выставил верблюда. Знает, что сам его и получит, — сказал один из сидящих, иронически улыбаясь.
Какой-то старик, с короткой шеей, с редкой бороденкой, уверенно проговорил:
— На этот раз Эрнепес-бай не получит своего верблюда!
Эрнепес-бай тут же ответил ему:
— Если обгонит твой конь, Ораз-бай, я дам еще одного верблюда.
— Не обещай того, чего не сможешь сделать.
— Отчего же не смогу? Давай сделаем так: если обгонит твой конь, я дам тебе двух верблюдов. Но если отстанет… Если отстанет, ты отдашь одного верблюда вон тому глашатаю. Согласен?
— Давай руку! — Ораз-бай согласился без колебаний. — Люди! Будьте свидетелями… Позовите глашатая. Пусть он объявит об этом всем!
Поднялся невообразимый шум. Подозвали глашатая. Эрнепес-бай объявил ему условия спора. Бедняк воздел руки к небу и призвал аллаха:
— О-о, аллах! Пришло время помочь мне. О создатель! О милостивый! Дай Йылдырыму силы Рахша! [40]
Вокруг все засмеялись.
Якуб подлил масла в огонь и без того жарко разгоревшихся страстей:
40
Рахш — так звали прославленного коня героя поэмы «Шахнаме» — Рустама,
— Тому, кто придет первым, от меня двустволка!
Возбуждение достигло предела.
Я знал, что туркмены необычайно ценят лошадей. Лошадь для них не просто способ передвижения, а предмет гордости, испытание мужества и смелости. Для туркмена позор не уметь сидеть на коне. Если конь отстанет на скачках, не только хозяин лошади, а все селение, весь род считают себя оскорбленными, жаждут реванша. Поэтому сегодняшний спор не был для меня новостью. На деле это был не простой спор, а проявление скрытой вражды. Ораз-бай приехал издалека, со многими своими сородичами. Приехал, чтобы заткнуть рот Эрнепес-баю. Один — именитый вожак эрсаринцев, другой — сознающий свое достоинство торе [41] сарыков. Посмотрим, кто из них выйдет победителем!
41
Торе — сановник (туркм.),
Хотя объявили крупный приз, однако на старт было выставлено всего три лошади. Три жеребца. Один — вороной масти, с белым лбом. Издали он был очень красив. Жеребец яростно грыз посеребренные удила, рыл копытами землю, не стоял на месте. Это был конь Эрнепес-бая — Йылдырым. Второй жеребец — большой, длинношеий, пепельной масти. В противоположность сопернику, он стоял спокойно, не рыл землю копытом, не грыз удила. Иногда только поднимал голову и вострил уши. Это был конь Ораз-бая — Мелекуш. Третий конь, гнедой, очень походил по всем статям на Иылдырыма.
Четыре круга лошади прошли не спеша, вровень. Борьба началась с пятого круга. Гнедой вдруг метнулся вперед, намного увеличив разрыв. Зрители неистовствовали, шум и крики нарастали. Я больше наблюдал за Эрнепес-баем и Ораз-баем, чем за лошадьми. По лицам обоих чувствовалось, что в их душе буря, особенно не мог сдержать себя Ораз-бай. Он весь дрожал. Не мог даже спокойно наблюдать за скачкой, иногда, приподняв веки, бросал взгляд на скачущих лошадей и тут же опять опускал голову. Эрнепес-бай был спокойнее, он, то поднимая, то ставя пиалу на ковер, не отрывал глаз от лошадей.
К концу пятого круга скачка пошла всерьез. Иылдырым быстро догнал гнедого, метнул в него пылью из-под копыт и оставил далеко позади себя. Эрнепес-бай, не удержавшись, заметил по адресу Ораз-бая:
— Бай! Смотри, где остался твой конь!
Ораз-бай тяжело поднял голову и сердито посмотрел на своего соперника, но на лошадей смотреть не стал.
Эрпепес-бай все больше возбуждался:
— Вот так жеребец… Всем бы такими быть… Смотри, как стелется!
Глашатай подкидывал вверх свой тельпек [42] и ликовал.
42
Tельпек — туркменская папаха.
Но на середине последнего круга Мелекушу как будто прибавилось сил. В одно мгновение он обошел гнедого и приблизился к Иылдырыму. Эрнепес-бай побледнел. Сидящие вокруг Ораз-бая зашумели, молодой джигит в красном халате и белой папахе, привстав на колени, крикнул:
— Отец! Смотри, Мелекуш догоняет! Йылдырыма догнал… Смотри!
Ораз-бай не поднял головы, ответил дрогнувшим голосом:
— Потяни меня за полу халата, когда лошади приблизятся к финишу, сынок!
В этот момент Мелекуш догнал и Йылдырыма, показалось, что он и его обгонит. Зрители прямо обезумели, из-за невообразимого гама невозможно было расслышать слов соседа.
Наездник, скакавший на Йылдырыме, начал стегать его плетью. Но не отставал от него и соперник. Два коня, словно в одной запряжке, шли рядом. Сын Ораз-бая потянул отца за полу:
— Отец! Пришли!
Ораз-бай вскочил на ноги, словно на него кто-то напал, и вдруг гаркнул во всю глотку:
— Бей сильнее!
В этот миг лошади, как вихрь, пронеслись мимо нас.
Невозможно было понять, какая из них раньше миновала черту финиша.
Но Эрнепес-бай все равно торжествующе воскликнул: