Черный караван
Шрифт:
— О вас не скажу, а я сам — не могу, — ответил капитан. — В них, по-моему, весь смысл жизни. Больше всего на свете ненавижу застой.
— Наши вкусы сходятся. Я, например, тоже не могу долго задерживаться на одном месте. Если время от времени не меняю места жительства, мне начинает казаться, что сердце у меня заросло паутиной. Знаете почему?
— Вы, наверно, хотите сказать: такая уж у нас профессия — охота к переменам в кровь всосалась?
— Дело не в профессии.
— А в чем же?
— В нашем сердце… Мы — пленники своего сердца. Мы не знаем, чего оно хочет.
Кирсанов ничего не ответил, ограничился легкой улыбкой. Я знал его слабость. Поэтому, не дожидаясь, сам ответил за него:
— Вы хотите разбогатеть. Построить себе дворец, держать толпу слуг, лакеев в ливрее, и жить, не зная забот. Верно?
— Вы угадали, господин полковник… По правде говоря, у меня сейчас нет других желаний.
— Почему — сейчас?
— Потому что со временем могут появиться другие желания.
— Ага… Вот в этом-то и дело, дорогой капитан! Непременно появятся! У меня нет оснований жаловаться на бедность. Моего состояния с избытком хватит до самой смерти. И жена моя из состоятельной семьи. Стоило только пожелать, и я мог бы жить спокойно в одном из таких городов, как, скажем, Дели, ничем себя не утруждать, беззаботно кутить в самых дорогих ресторанах. Но я не пошел на это. Поехал в Туркестан. И поехал охотно! Почему? Причина: веление сердца. У меня возникло желание схватиться один на один с большевиками, еще раз проверить свои способности и уменье. Сами видите, сколько я вытерпел ради этого мучений! Уезжая из Мешхеда, я лелеял в душе тысячи желаний, тысячи планов. А теперь у меня осталось одно-единственное желание. Знаете какое?
— Поскорее добраться до Асхабада!
— Браво! Вы угадали: поскорее добраться до Асхабада. Благополучно вырваться из этого пекла. Поверьте: я много пережил на своем веку. Но до сих пор не раздумывал по-настоящему о жизни и смерти. А на этот раз почему-то жизнь показалась мне очень сладкой. Почему бы это?
— Наверно, устали. Вот приедете в Асхабад, отдохнете, — пожалуй, ваши желания опять проснутся. Схватка с большевиками ведь только начинается?
Хоть я и уловил в голосе капитана некий намек, но ничего не ответил. Я знал, что он любит говорить экивоками, ставить словесные западни. Но сейчас он вправе был говорить таким тоном. Я действительно устал. Не просто устал — дошел до предела. Мне все опротивело. А главное — приходилось признаться, не сделано ничего, чем можно было бы гордиться. Я провел в Хиве несколько недель, трудился не покладая рук. Встречался с десятками людей, расставлял силки и капканы. А чего добился? Да ничего! Опять все те же распри, убийства, грабежи.
Надо прямо сказать — капитан Кирсанов в Хиве очень помог мне. До этого я считал его жадным, падким на деньги. Нет, оказывается, он совсем не такой. Он выполнил много важных для меня дел, многое раскрыл. Сведения, собранные им о Сеид-Абдулле и Джунаиде, дали мне возможность вплотную ознакомиться с обстановкой, правильно оценить ее. И просто как человек он оказался гораздо выше, чем я ожидал. Если бы не капитан, я, пожалуй, сидел бы сейчас в одной из ташкентских тюрем…
Мы
Чакан-батыр с двумя нукерами ехал, чуть опередив караван. Меня удивляло одно: даже в самую темную ночь он не сбивался с пути, безошибочно вел нас от колодца к колодцу.
— Как вы находите дорогу в темноте? — спросил я его.
Он ответил с довольной улыбкой:
— Дойду до Асхабада не заблудившись, даже если мне завяжут глаза. В здешних местах я исходил все тропинки. Вон видите впереди высокий холм? Как только мы перевалим через него, будет колодец. Воду из этого колодца я пил самое меньшее раз пятьдесят.
За нами шел караван примерно в полсотни верблюдов. На передних, согнувшись, ехали Артур, Ричард, Алеша, нукеры Чакан-батыра. В основном караваи вез зерно. А из Асхабада он должен был взять оружие и боеприпасы. Я обещал Джунаиду усилить помощь оружием. А он обязался помочь нашим войскам в Закаспии продовольствием. Каравану Чакан-батыра предстояло теперь совершать регулярные рейсы между Хивой и Асхабадом.
Кирсанов закурил и продолжал прерванный разговор:
— У меня, господин полковник, есть к вам один вопрос. Вы позволите говорить откровенно?
— Пожалуйста… Неужели опять о деньгах?
— Нет… Денежная проблема решена. Я не сомневаюсь, что вы исполните обещание.
— Что же тогда?
Кирсанов опять задымил папиросой и задал вопрос, которого я никак не ожидал:
— Вы сейчас сказали, что у вас возникло желание схватиться с большевиками, что именно ради этого вы отправились в Туркестан. Ну, а если бы, скажем, десять лет назад между Россией и Великобританией началась война из-за Туркестана или Индии, разве вы не проявили бы таких же усилий, как сейчас?
Я недоуменно поглядел на Кирсанова:
— Что вы хотите этим сказать? Что причина моих скитаний вовсе не большевики, а спор за территории, желание завладеть Туркестаном?
— Я лично так не думаю, — уклончиво ответил Кирсанов. — Но, сказать по правде, так думает большинство наших руководителей. Они смотрят на вашу деятельность в Туркестане с некоторой подозрительностью.
— Кто же, например?
— Нужно ли называть имена?
— Конечно, нужно…
Кирсанов замолчал. Я знал: он этот вопрос затронул не случайно. Он набивал себе цену, не показывая сразу весь свой товар, — подобно Арсланбекову, старался урвать побольше. Я криво усмехнулся:
— Вы хотите, чтобы я назвал цену?
Кирсанов сделал вид, что не расслышал, продолжал, не меняя тона:
— Так думает большинство, начиная с генерала Джунковского вплоть до полковника Арсланбекова.
— А вы? Как вы думаете?
— Я? Я выполняю приказ. В политике я — ничто.
— А они, вы думаете, нечто? Они такие же, как и вы, офицеры без солдат. Вот вы говорите — Джунковский… Что у него за душой, кроме погон? Ничего! Он — мелкая сошка!
— Но он не считает себя мелкой сошкой. Думает, что движет историю.