Черный король
Шрифт:
Ларин забежал в вестибюль станции «Площадь Восстания» со стороны Литовского проспекта, а Волков – в вестибюль станции на Московском вокзале. Оперативники начали спускаться вниз.
Устинов подбежал к лестнице, ведущей на переход, и через мгновение его желтая рубашка скрылась из глаз Абдуловой. Оставалась надежда на Ларина и Волкова. Если оперативники не сумеют перехватить преступника, он скроется в людском потоке питерской подземки!
Устинов мчался по длинному тоннелю перехода, лавируя среди прохожих. Он часто бывал на этой
– Стойте, Устинов! – крикнул милиционер.
На мгновение Устинов застыл, но тут же развернулся и бросился назад. Однако не успел он сделать нескольких шагов, как подножка Абдуловой уложила его на каменный пол. Оперативница подскочила сзади и заломила руку убийцы. А еще через мгновение рядом очутился Ларин, который помог коллеге надеть на Устинова наручники. Милиционеры повели задержанного в сторону, откуда должен был появиться Волков.
Через семь минут оперативники и сопровождаемый ими Устинов были в дежурной части вестибюля станции метро. Ларин по рации связался с Соловцом.
– Але, Георгич, – сказал он.
– Слушаю, – ответил майор.
– Все в порядке. Мы его взяли.
– Где вы находитесь?
– В дежурке на входе в метро с Лиговского.
– Будем через десять минут.
Соловец повернулся к Дукалису, который стоял рядом и слушал разговор коллег.
– Порядок, – сказал майор. Затем он вновь включил рацию. – Витя, это Соловец, – обратился оперативник к шоферу, находившемуся в «уазике» в соседнем дворе.
– Да, Олег Георгич, – ответил Витя.
– Подъезжай, мы спускаемся.
Простившись с Боровским, который все это время находился в соседней комнате, милиционеры вышли из квартиры и спустились во двор. Там их ждал «уазик» с Витей за рулем.
– Давай на Лиговку, ко входу в метро, – сказал Соловец.
Витя нажал на газ, и милицейская машина выехала со двора.
23
Весь день природа словно сдерживала себя и наконец после нескольких предупредительных раскатов грома выплеснула на город грозу. Улицы мгновенно наполнились пузырящимися потоками воды. На ходу «уазик» оперативников окатывал тротуары фонтанами брызг.
В тот же день в Двенадцатом отделении милиции Борис Устинов был допрошен капитаном Лариным. После задержания оперативники тщательно обыскали преступника и обнаружили в его бумажнике динарий Александра Македонского. Монета находилась в отделении для мелочи. Устинов завернул ее в носовой платок.
Сейчас динарий лежал на столе между оперативником и убийцей.
– Как вы узнали о том, что монета была в одной из фигур дембельских
– Разрешите закурить? – сказал Устинов.
– Курите. – Капитан протянул ему сигарету.
Устинов затянулся и выдохнул дым.
– Вы умеете играть в шахматы? – вдруг произнес преступник, глядя в глаза оперативнику.
– На любительском уровне, – сухо ответил милиционер.
Устинов покачал головой.
– Я, когда попал на зону, – сказал он, – вообще не представлял себе, что это такое. Но начальник зоны втянул нас в шахматный психоз.
– Что вы имеете в виду?
– Его звали Михал Михалыч Короленко. Он не просто заставлял всех играть, он подчинил шахматам нашу жизнь. Иногда это доставляло удовольствие. Особенно когда во время турнира удавалось обыграть команду охраны.
Ларин усмехнулся:
– Могу себе представить.
– Уже через полгода после посадки я начал довольно прилично играть, а к концу срока мне можно было давать звание кандидата или даже мастера.
– Давайте вернемся к монете, – напомнил Ларин.
– В нашей камере сидел один человек лет шестидесяти. Звали его Дмитрий Евгеньевич.
– Шувалов?
– Да, Шувалов. Он был неразговорчив, и первые несколько месяцев я вообще с ним не общался. Но потом меня назначили его помощником в слесарную мастерскую.
– Почему именно вас?
– Я по образованию краснодеревщик.
– Значит, вы начали работать вместе с Шуваловым?
– Начал. И сразу понял, почему Шувалова так ценил Короленко. Любая вещь, вышедшая из-под его резца, как будто светилась. Если он был недоволен результатом, то мог переделывать работу по многу раз. Талантливый мужик.
– Что было дальше?
– Постепенно мы стали больше и больше общаться. Особенно когда оставались в мастерской одни. Дмитрий Евгеньевич словно раскрывался в разговорах со мной, а потом, возвращаясь в камеру, снова замыкался.
– Чем была вызвана такая откровенность?
– Однажды Шувалов сказал мне, что у него не было детей, а он всю жизнь хотел иметь сына.
– Значит, то, что Шувалов рассказал вам о динарии, было проявлением отцовских чувств?
– Отчасти да. Но главное заключалось в другом. Лежа в тюремной больнице, он узнал, что неизлечимо болен. Ему оставалось максимум полгода, а до свободы было еще далеко.
– И Шувалов завещал динарий вам?
Устинов кивнул и взял из пачки еще одну сигарету.
– Монета была зашита в ляжку его ноги. Когда Дмитрия Евгеньевича осудили, в тюрьме еще не было металлоискателей. Однако с их появлением стало ясно, что вынести динарий с зоны невозможно. Тогда Шувалов решил извлечь его и спрятать в одну из шахматных фигур трех наборов, которые Короленко поручил сделать для питерских дембелей. В черного короля. Дмитрий Евгеньевич рассказал мне историю монеты и сказал, что в ней заключается мое будущее.
– И он был прав.
Ларин тоже закурил.