Черный Легион
Шрифт:
Это мы, – передал я обратно. Когда мы напираем, шторм напирает в ответ. Усиливаем напор, и он отвечает громом, кислотой и болью. Останови корабль. Останови флот.
Абаддон отпустил меня и снова развернулся к оккулусу. Его лицо почернело от дошедшей до абсолюта ярости.
– Флот… – начала было Ультио, и большего ей говорить не требовалось. Ее мысль завершил оккулус, показавший, как силуэты нашей армады уменьшаются, отстают, еще несколько сотрясаются
«Мстительный дух» совершил самый страшный рывок из всех, что были, швырнув половину командного экипажа на палубу. Несколько постов взорвалось из-за соединения с пострадавшими от давления точками где-то на борту корабля.
– «Кровавый рыцарь», – возвестила Ультио, и ее речь превратилась в беспорядочную мешанину из названий кораблей, с гротескной быстротой хаотично выпадавших из формации. – «Белый знак», «Молот Сартаса», «Ореол клинков»…
Абаддон закричал. Это был бессловесный вопль, выражавший чистую эмоцию – рев неспособного что-либо сделать короля, у которого нет сил защитить свое распадающееся королевство. Как и следовало ожидать, этот крик был пронизан яростью, но в нем присутствовало и отчаяние – отчаяние от того, что другие не смогли дать того, что ему было нужно, а еще досада, что руки жалких, проклятых Богов смели его планы в самый последний час.
– Всем стоп!
Все воины и члены экипажа, кто не был непосредственно занят поддержанием целостности корабля, обернулись к нему. Ашур-Кай стоял на одном колене, скаля зубы на незримый ветер. Его кожу покрывала тысяча порезов, из которых сочились крошечные ручейки крови.
– Я… могу нас провести… – прохрипел он в вокс. Судя по звуку, его легкие заполняла жидкость – скорее всего, кровь. Варп резал его на куски вместе с кораблем.
– Всем стоп! – второй раз взревел Абаддон.
– Повелитель… Я могу…
Абаддон проигнорировал его, устремив свой пылающий взгляд на Анамнезис в ее суспензорной емкости. На гремящем и трясущемся мостике его голоса было не слышно. Я видел лишь движения его рта.
– Ультио. Дай сигнал флоту. Всем стоп, всем стоп.
Протестующий, слабеющий корабль вновь взорвался грохотом – двигатели создали крен, и с ревом ожила тормозная тяга. Тряска, эти судорожные рывки истерзанного железа, медленно начала стихать. Я следил за фасетчатым глазом оккулуса, который показывал корабли нашей армады, замедляющие ход за нами. Неистовые волны варпа вокруг них слабели.
Потребовалось какое-то время, чтобы сбавить скорость, чтобы маневровые двигатели все уравновесили, и чтобы злые потоки варпа, наконец, успокоились. На боевом корабле никогда не бывает тишины, не бывает даже настоящего покоя. По каждому дюйму металла расходится шепот работающих плазменных реакторов, находящихся на удалении в несколько километров. Экипаж разговаривает, ругается, дышит, перемещается. Силовая броня издает гул при простое и рычит при движении носителей. На командной палубе «Мстительного духа» было шумнее, чем на большинстве прочих, из-за численности экипажа и жизнеобеспечивающей цистерны Анамнезис с ее тикающей и пощелкивающей вспомогательной когнитивной аппаратурой.
Флот собирался вокруг нас, приближаясь в той же манере, с какой стая зверей подходит к вожаку, покорно подставляя глотки. Абаддон наблюдал, как они медленно встают в строй, и молчал. Я чувствовал быстрый круговорот его мыслей, но не мог разобрать ни одной.
– Всем стоп, – возвестила Ультио, когда, казалось, прошла целая эра. Я обвел взглядом мостик, глядя на раненых и мертвых, на дым нашего провала. Мы потерпели неудачу. Мы были в ловушке.
Ашур-Кай сошел со своей платформы, гулко стуча сапогами по ступеням опорной конструкции, и опустился на колени перед Абаддоном. Он выглядел сокрушенным тщетными стараниями – глаза были закрыты, на множестве психостигматических порезов, покрывавших его лицо и горло, запекалась кровь.
– Я пытался, Эзекиль, – на пол у ног Абаддона брызнула кровь, лившаяся из рассеченного языка Ашур-Кая. Варп ранил его даже там. – Я пытался.
Прежде случалось – а впоследствии такого предстояло еще больше – что Абаддон карал за неудачу казнью. Должен признать, порой это происходило от несдержанной злости, но чаще являлось расчетливой и точно отмеренной жестокостью. Продемонстрировать пример. Провести границы. Посеять страх, как делали все тираны, полководцы и короли с начала времен, когда первые мужчины и женщины стали править своими братьями и сестрами.
Однако ему не чуждо прощение. Он знает, когда поражение было неизбежно. В тот далекий день, когда наша армада замерла без движения в море безумия, он вообще едва посмотрел на Ашур-Кая, а затем положил руку на наплечник воина и поднял колдуна на ноги.
– С судьбой нельзя бороться, брат. Но ты славно пытался.
Выбранные им слова вновь разожгли жизнь в красных глазах чародея. Да, это был стыд, но также и жизнь – нечто опасно близкое к надежде.
– Ты так считаешь? – спросил он Абаддона. – Судьба?
Мой взгляд привлекла к себе Мориана – неприметный призрак рядом с Абаддоном. Я почувствовал, что во мне нарастает раздражение от того, как она стоит в тени Эзекиля и одна выглядит несломленной. Всех остальных из нас, словно плащ, накрыло ощущение поражения. Ашур-Кай и Анамнезис были иссечены варп-стигматами, по всему мостику лежали трупы мутантов, но она оставалась единственной, кто не проявлял никакой тревоги по поводу нашего затянувшегося заточения. Она выглядела почти что так, словно доказала свою правоту, как будто подозревала такой исход с тех самых пор, как мы привели ее на борт несколько недель назад, и теперь это, в конце концов, подтвердилось.
– Величие требует жертвы, – она одного за другим обвела взглядом собравшихся, пока ее глаза, наконец, не остановились на Ашур-Кае. – Оно всегда требует жертвы. Так устроена вся жизнь. Я пыталась тебе об этом сказать, Эзекиль.
Он не обратил на нее внимания, явно будучи не настолько порабощен ее словами, как мы ранее опасались. Она набрала воздуха, чтобы продолжить настаивать на своем.
– Когда придет время, ты не сможешь убежать от того, что должно сделать. Всегда нужно прнести жертву.