Чёрный молот. Красный серп. Книга 1

Leon Rain

Моисей приподнял стакан, отпил небольшой глоток, сунул в рот краюху хлеба и продолжил.

– И она со своим мандатом в жопе два дня на колу ещё живая была. Потом под ней костёр развели и живьём зажарили. Ну прям у Ивана Грозного обучались. А дальше всё как всегда: сначала в газетах общественное мнение развернули в нужном направлении, а позже и нас всех на операцию отправили. А отказаться никак. Приказ сверху, от самого товарища Балицкого. Вот такие, братуха, дела.

С гостем пришлось повозиться. Почти всю ночь Моисей уединялся в туалете, откуда периодически доносились всхлипы. Он пытался освободиться от выпитой водки, но желудок был уже пуст, и ему удавалось извлечь только желудочный сок и горькую желчь, которые лишь усиливали страдания. Он укладывался на диван, где для него было постелено, погружался в полудрёму и даже ненадолго засыпал, но стоило хотя бы чуть-чуть повернуться во сне, как тут же приходилось вскакивать и бежать в туалет. Рано утром Самуил Шаевич налил ему стакан рассола, и тот, понимающе посмотрев на Самуила Шаевича, не спеша влил

его в себя. В России и на Украине, наверное, не придумали ещё лучшего средства избавления от похмелья. Через какое-то время Моисей вновь обрёл способность ходить относительно прямо и, наотрез отказавшись от сопровождения, вышел в предрассветное зябкое утро. На прощанье поднёс указательный палец к губам, чиркнул перед ними, как бы отсекая от себя события прошедшей ночи и всё произошедшее с ним в последнее время, и вышел, сунув руки в карманы кожаного плаща.

После того ночного разговора Самуил Шаевич стал относиться к публикациям в центральной прессе с некоторым недоверием, хотя и молчал на людях, делясь переживаниями только со своими домашними. Моисей же после ночного излияния, чувствуя, что наговорил лишнего, какое-то время не появлялся.

После визита Калинина в город приехало много специалистов, в том числе и иностранных. Они досконально обследовали каждый квадратный метр бывших слесарных мастерских, выполнили заказ на проектную документацию и отбыли. Вскоре после был снесён целый квартал, прилегающий к мастерским, и развернулась большая стройка. Самуил Шаевич оказался в нужном месте и в нужное время. Пропадая день и ночь на стройке, он не забывал и про себя. Город строился, и всем нужны были стройматериалы. В этот период он и приобрёл столь нужные знакомства, благодаря которым смог немного позже пристроить зятя работать закройщиком в военное ателье, а дочку Маню – в местную школу учительницей истории. Впрочем, в разрастающемся городе был большой спрос на учителей, и Маня не осталась бы без работы. Школа, в которую попала Маня, была не новая, но хорошо отремонтированная, не в последнюю очередь стараниями отца. Школа, как и положено в начале учебного года, приятно пахла свежей краской и выглядела замечательно. На открытии учебного года присутствовало городское начальство, оставшееся довольным видом обновлённой школы. Узнав, что в устройстве и ремонте школы принимал самое действенное участие Самуил Шаевич, все решили, что, кроме этого еврейского проныры, никто не справился бы с этим делом лучше. Смета на ремонт, как водится, была слегка завышена, но решили в этот раз не устраивать шума по этому поводу, поскольку в школе должны были учиться дети работников горкома партии и городского начальства, которому Самуил Шаевич регулярно помогал, кому на строительстве дачи, кому на ремонте квартиры. Пролетарская революция шагала по странам и континентам, а люди оставались людьми и старались обустроиться надолго и по возможности получше. Многие впервые получали отдельное жильё и были искренне благодарны Советской власти. Казалось, что до торжества коммунизма рукой подать, и нынешняя власть всерьёз и надолго, скорее всего, навсегда.

Незаметно подошло лето, а с ним и каникулы. За прошедшие с момента переезда Давида и Мани несколько лет они неплохо обжились в родительском доме и произвели на свет второго малыша. Самуил Шаевич перед их переездом привёл рабочих, которые под его непосредственным руководством снесли несколько старых перегородок, установили новые, поменяли окна и двери, и в квартире стало на одну, хоть и маленькую комнатку, больше. Будучи опытным в таких делах, Самуил Шаевич сохранил все квитанции на все виды работ. Всегда бдительные органы могли проверить на предмет злоупотребления служебным положением. В основном жили дружно. Изредка Давид и Маня спорили между собой, и Самуил Шаевич в таких случаях, предпочитая не вмешиваться, уходил в свою комнату или уводил Клару Лазаревну на прогулку. На таких прогулках ему нередко приходилось успокаивать супругу, которая всегда старалась встать на сторону дочери в каждом мелком конфликте, но при зяте никогда не высказывалась. Маня же уверяла, что у них с Давидом всё нормально, они любят друг друга, и просто иногда им нужно выпустить пар. Маня даже несколько раз ставила вопрос о переезде на съёмную квартиру и один раз даже подыскала подходящую, но старшее поколение, безумно любившее внуков и не представлявшее жизни без них, в одиночестве пустой квартиры, убедило дочь повременить с переездом. Конечно, вместе было легче материально, женщины готовили, помогали друг другу по хозяйству, вечно кроили и шили какие-то блузки и юбки, иногда лишь обращаясь к Давиду за помощью, предпочитавшие женский глаз мужскому. Давида устраивало, что жене легче справляться с домом, дети под присмотром любящих дедушки и бабушки, и он решил не настаивать на переезде, тем более, что сам вырос в многодетной семье и был привычен к шуму и гаму.

Летом детей было решено отправить в пионерский лагерь, а Давид с Маней решили съездить в Полтаву, проведать родню Давида и погулять по местам, где гуляли молодая студентка педагогического ВУЗа и уже вполне состоявшийся кавалер с хорошей зарплатой, умеющий красиво ухаживать за девушками, способный закройщик из ателье Соломона Храпановича. В назначенный день детей с чемоданом вещей отвезли на место сбора. Поскольку Давид работал при военном ателье, он без труда договорился о путёвках в лагерь для детей военнослужащих, всего лишь передвинув очередь на пошив для городского военкома. В лагерь ехали на военных грузовых машинах, покрытых

брезентом. Дети расположились на продольных лавках. И хотя было жёстко и трясло на ухабах, никто не жаловался, потому что наша Красная армия на таких же машинах перевозит своих бойцов.

Лагерный барак встретил застоявшимся воздухом, и воспитатель Михаил Васильевич первым делом велел открыть все окна. Лёвчик и Яша по просьбе родителей попали в один отряд и заняли койки рядом. Мальчишкам в лагере понравилось. Даже утренние линейки с построениями вызывали чувство принадлежности к чему-то большому и важному. Ведь они как взрослые вместе со всем пионерским отрядом осуждали выявленных нашими доблестными органами врагов народа и дружно скандировали: «Врагов расстрелять! Врагов расстрелять!» А маршировки под речёвку – вот где они чувствовали себя передовым отрядом сталинской гвардии!

Кто шагает дружно в ряд?Детский Сталина отряд!Раз в ногу, в ногу раз —Горе всем врагам от нас!Общим строем, пионерТы для всех детей примерМы колоннами по мируИ в Европу и к Памиру.Там, где вместе дружно ступим,Коммунизм для всех наступит

И ещё одна, любимая Лёвчика.

Красный серп и чёрный молот,Коммунизм наш очень молод.Не согласен с властью нашей —Перемелем в пыль и кашу!К стенке мы врагов поставимИ трудиться всех заставим.Армии сильнее нет,Завоюем целый свет!

Лёвчик с радостью представлял, как врагов перетирают сначала в кашу, желательно манную, ту, что противно растекалась по тарелке каждое утро, а потом кашу перемалывают в пыль, а он, Лёвчик, держит эту пыль в кулаке, потом раскрывает его, дует, – и всё, больше нет врагов у советской власти, Лёвчик их всех сдул! А потом война! Ну кто же не хочет стать героем? Ружья и сабли, сначала деревянные, а подрастут, и настоящие дадут. Ну тут уж держись, мировая буржуазия! От Лёвчика не скроешься!

Походы на речку и игры в футбол, новые друзья и детские шалости, как, например, залезть в комнату к девочкам и попробовать намазать их зубным порошком, слегка разведённым водой до состояния кашицы. Однажды мальчишки на дневном сне решили намазать всех заснувших. Лёвчик как старший брат весь сон оберегал Яшу, который спокойно посапывал. Отключился он только на несколько минут перед подъёмом. Проснувшись, он увидел Яшу, спокойно спящего на животе, а на спине красовался аккуратно нарисованный зубным порошком крест. Все неспавшие мальчишки хихикали, но никто так и не сознался. После подъёма Лёвчик повёл брата отмываться. Глянув в зеркало, он увидел свою физиономию с нарисованными очками и усами. Переведя взгляд на грудь, увидел нарисованную шестиугольную звезду. Пришлось отмывать не только брата.

Не разрешалось уходить за территорию, но мальчишкам всегда хочется приключений, и несколько человек перелезли через ограду. В процессе прогулки мальчишки разделились, и Лёвчик с Яшей остались одни. По пути к лагерю они набрели на земляничную поляну.

Это было какое-то волшебство. Опустившись на четвереньки, мальчишки ползали от кустика к кустику, собирая некрупные, но сладкие ягоды. Наевшись вдоволь, они вернулись в лагерь и договорились хранить в секрете месторасположения поляны и вернуться на неё через три дня, прямо перед родительским днём, чтобы удивить дедушку и бабушку. Так они и поступили. Перед походом взяли тихонечко в столовой миску, намереваясь впоследствии её вернуть, и отправились на поляну. Их ожидания полностью оправдались – поляна была усеяна красными спелыми ягодами. Мальчишкам так хотелось порадовать бабушку и деда, что они, почти не попробовав, всё складывали в миску. Наконец миска была наполнена, и мальчишки вернулись в лагерь, прошли в свой барак, прикрывая миску от чужих глаз снятой с Яшиных плеч майкой. Миску пристроили в тумбочке и отправились на обед. Бабушку и деда ждали во второй половине дня. Уже на выходе из столовой к ним подбежал их новый друг Тимофей и сказал:

– Там большие мальчишки едят вашу ягоду.

Лёвчик и Яша бросились к бараку. Белобрысый Генка, самый большой пацан в отряде, и несколько его дружков не спеша, с глумливыми улыбками протягивали руки к миске с земляникой и медленно отправляли нежные ягоды в противные рты. Лёвчик вскипел и бросился на обидчиков, стараясь хотя бы забрать то, что осталось. Но проворный Генка выскочил навстречу и оттолкнул его. Лёвчик упал и содрал кожу на локте. Поднявшись, он пошёл прямо на Генку с глазами, полными слёз, и, остановившись напротив него, выпалил прямо в лицо:

– Ты белый! Такие, как ты, в Чапая стреляли!

Генка на такое сравнение обиделся и влепил Лёвчику оплеуху. Лёвчик плюнул обидчику в лицо и схлопотал ещё одну. После этого вмешались другие мальчишки и растащили их. Точнее сказать, оттащили Генку от Лёвчика.

– Ну ничего, еврей, мы с тобой ещё встретимся, – злобно прошипел Генка.

Бабушка с дедом вскоре появились, и мальчишки с визгом накинулись на них, расспрашивая, когда же вернутся мама с папой и как дела дома, как поживают их дружки и все соседские собаки. Они уединились в тенистой беседке, и бабушка достала гостинцы.