Черный Новый год
Шрифт:
От такой дерзости Коварж на секунду растерялся. Проводил ведунью взглядом. Опомнился, подобрал чудом уцелевший обрез. В глаза мертвому хозяину старался не смотреть. Но не удержался, покосился. И понял, что глаз у бедного хозяина не осталось.
– Мне кажется… это, кажется, плохая идея… – начал он, глядя, как ведунья забирается в будку.
– Все плохое, что могло, уже произошло, – горько усмехнулась ведунья.
И исчезла в чреве будки.
Коварж сжал зубы, до хруста, до боли в деснах. Запоздало вспомнил, что
В будке послышался стук, изумленный возглас.
– Эй? – позвал Коварж. – Что там?
Мысленно отругал себя за глупый вопрос.
– А сами как думаете? – съязвила ведунья. – Вы забирайтесь, тут вас никто… уже никто не тронет.
Коварж заглянул в будку. В темноте едва различил маленький силуэт, открытый гроб. Носом уловил запах гнили.
– Мы увидели там того… водителя. Побежали все…
– Испугались, – добавила ведунья. – Как дети.
– Прекрати, – разозлился Коварж, – мы побежали, а Морозыч вдруг как с цепи, увидел, что якутенок по кабинам рылся, шею ему сломал, потом на хозяина, даже рана его не остановила… сначала, а потом успокоился, но поздно… сказал, что этот его, из будки, но я ничего не понимаю…
Голос его предательски дрогнул. Навалилось ощущение безысходности, страх, усталость, все вместе давило на виски, шею, скручивало внутренности.
– Я, наверное, тоже поеду, – сказал он, – за помощью. Мертвых только надо в тепло…
– Коварж, – обратилась к нему ведунья. – Ты веришь в Деда Мороза?
– Чего? – не сразу понял он. – В деда…
– В Деда Мороза. Раздает подарки хорошим детям. Господи, Коварж, ну не тупи ты, как ребенок. Веришь?
– Не верю!
– А в плохого Деда Мороза?
– Какого?
– Такого. Плохой волшебник. И подарки раздает плохие.
Нехорошая догадка шевельнулась в голове.
– Вы хотите сказать…
– Хочу. И скажу. Этот Димыч что-то вам говорил? Трогал вас?
– Не помню…
– Вспоминай.
На стоянке шумел ветер, гонял под ногами ледяные крупицы, чего-то нашептывал. И казалось, что мертвые просто спят, вот-вот они встанут и отправятся в кафе, снова пить, снова кутить и встречать Новый…
– Тронул! – вспомнил Коварж. – Вспомнил! Он тронул… и сказал… сказал, что… не… бляха, как же сказал… ну… сказал, не доживешь до Нового года. Бляха…
Ведунья молчала. Смотрела на него, как на приговоренного.
– Бред какой-то, – тихо сказал Коварж. – Херня.
– Открой свою будку.
– Зачем? Думаешь, что и у меня…
– Открой.
– Ты мне скажи, какого черта…
– Откроешь, скажу. Ну? Хочешь жить?
Он чертыхнулся, но подчинился. Сознание, все мысли каким-то чудом балансировали на грани здравого смысла, он пытался найти всему происходящему рациональное объяснение. Но какое-то непонятное чувство, древнее, как мир, подсказывало, что все происходящее уже давно находится за гранью нормальной, объяснимой физическими законами, реальности.
И ведунья, проклятая девчонка, будто бы сама была из другой реальности, другого мира, где другие законы. Потому-то он и подчинился ей, в надежде, что она все объяснит и поможет выбраться из дерьма, в которое превратился этот еще не наступивший Новый год.
– Вот, – Коварж распахнул будку. – Видишь, кондеи. Нет у меня гробов. И мертвецов нет…
– Не радуйся этому, – сказала ведунья, глянула на мертвого здоровяка. – Этот, как его, Морозов, ему ваш Димыч что-то говорил? Трогал?
– Трогал, – на удивление быстро вспомнил Коварж.
Потому что Димыч так же быстро вызвал у него неприязнь.
– А что сказал?
– Э-э-э, про злость чего-то. Эмоции. Кажется, разозлишься – пожалеешь. Это он что, он так…
– Подарками вас наградил.
– Твою мать, – выдохнул Коварж, – получается…
– Получается, – кивнула ведунья. – Не доживешь до полуночи.
Мысль эта не сразу сформировалась в голове, смысл фразы ускользал от Коваржа. Он заметил под ногами старенькие часы, те самые, что Морозову подарил отец, поднял. Без двадцати одиннадцать.
– Сука, – простонал он, – это все из-за тебя, из-за тебя…
Ведунья среагировала быстрее, чем он успел поднять обрез. С завидной силой толкнула его в грудь, повалила. Схватила оружие, прицелилась.
– Он не заряжен, – пробормотал Коварж.
– Но голову легко пробьет.
– Попробуй, рискни, – пропыхтел Коварж и получил прикладом по животу.
Он охнул от боли. Застонал.
– Куда этот ваш Димыч свалил? – нависла над ним ведунья. – Ну!
– С семьей какой-то на машине… обещал дорогу показать…
– Куда? Знаешь?
– Я… примерно… да, наверное. Знаю. Там поселок рядом с деревней.
– Заводи машину, надо успеть до полуночи.
– А если нет?
Ведунья, глядя ему в глаза, нажала на курок. Послышался щелчок. И был он страшнее, чем хруст костей, чем визг тормозов, чем смерть близких и боль, которая много лет его не покидала…
– Стой, – скомандовала ведунья. – Хозяйку заберем. Не оставлять же одну…
Побежала в кафе, Коварж даже ничего ответить не успел. Показалось, что за спиной шевельнулся кто-то.
– Морозыч…
Тот лежал в луже крови. Мертвее всех мертвых. Коварж не выдержал, выблевал свой ужин. Вытер губы, взял снега, растер его по лицу.
– Морозыч… ты меня… того… да сука…
Не за что было извиняться ему перед другом, не мог он найти слов, чтобы сказать хорошее. Пробормотал:
– Я найду его, обещаю. Кости переломаю. Задавлю суку.
– Сначала найди, – прервала его жалкую панихиду ведунья, которая вернулась почему-то одна.
– Хозяйка не поедет? Где она?