Шрифт:
Часть 1. Намеченные пути
Пролог
Опаленное жаром небо отражалось в тревожных водах Лазурного моря. Пламенеющие облака выстроились стеной, отделяя завесу гари от свежей синевы наступающей ночи, и там, где алеющий диск соприкасался с морской гладью, горела линия горизонта. Волны шумели, разбиваясь об укрепления замка, и мало кто осмеливался выйти на широкую террасу, нависшую над пучиной.
Опершись на увитую лозой балюстраду, стояла женщина, затянутая в пышное черное платье с меховой оторочкой. Вопреки обыкновению, ее рыжие, точно покрытые ржавчиной крови, волосы были распущены. Она держала на ладони медальон, причудливо искрящийся в отблесках заката, и задумчиво скользила по
– Что за краем земли? – она с горькой усмешкой хлопнула себя по корсету, отбивая знакомый ритм. – Бурьяны да ковыли. За пером соколиным тянется след, – каблук обрушился на вулканический камень. – То тень бесславных лет. В пустыне разлился кровавый рассвет. Нет. То рождение розы празднует свет.
Женщина рассмеялась, но очень скоро смех ее стал похож на рыдания, и на глаза набежали слезы. Хотя хозяйка Вороньего гнезда была уже немолода, в душе она все еще ощущала себя ребенком, и лишь в минуты слабости, когда воспоминания брали над ней верх и тянули в мир ее молодости, казавшийся тем ярче и чище, что все в нем было пропитано юношеской восторженностью и честолюбием, она чувствовала на плечах груз прожитых лет. В этот день она была старше своего возраста: взгляд, тянувшийся за горизонт, за завтра, за недели и за месяцы вперед, смотрел в никуда.
– Вчера у меня было все, – подумала она. – А сегодня – ничего. Вчера я была богата, хотя земли моего королевства ничтожно малы. Через год у меня будут все богатства мира, все земли Валмира падут передо мной, но я останусь нищей. Сердце мое отныне зола.
В этот день, когда будущее потеряло всякий смысл, умер ее друг.
Лежавшие у дверей красношерстные тигры зарычали, почуяв чужого. Советник застыл в дверях.
– Ваше величество, – не осмеливаясь выйти на террасу, где закипало море и угрожающе блестели янтарные тигриные глаза, придворный стал на колено, протягивая руки в приветственном жесте.
Хозяйка Вороньего гнезда прижала медальон к груди в ожидании его слов.
– Советник, – королева склонилась над балюстрадой, позволяя ветру хлестать ее по щекам и путать волосы. – Говори.
– Пожалуйста, ваше величество, вы стоите над самой водой…
– Так пусть пучина поглотит меня, – в ее единственном глазу отразился блеск молнии, когда она искоса бросила взгляд на коленопреклоненного мужчину. – Говори!
– Рой восстал, – он снова опустил глаза.
Падение империи, раздираемой противоречиями, не волновало королеву.
– Императорский замок?
– В огне.
Она глубоко вздохнула, и в воздухе ей почудился запах паленой плоти. Королева поджала губы, неотрывно глядя на горизонт, где уходящее под воду солнце вслед за собой тянуло небесное полотно, забирая грозовой фронт на север подальше от Центральных равнин, где разгорался пожар. Рука невольно сжалась крепче, и острые концы медальона впились в бледную кожу.
– …император?
– Мертв.
Море пенилось и грозно бурлило, взволнованное этой новостью. Веки королевы жгли закипающие слезы. Сердце, еще недавно сокрушавшееся об уходе из жизни алладийского царя, надрывалось от тяжести очередного удара. Она мечтала, чтобы камень в ее груди обрел молчание времени.
– Ваше величество, – мягко сказал советник, угадывая в ее фигуре скорбь и любовь, которая, увы, не умерла вместе с императором, – утрите слезы. Мы не можем спасти тех, кто не желает быть спасенным.
– Что с его семьей?.. – голос королевы дрогнул. Сквозь него на мгновение прорвался плач.
– Все, кто был во дворце…
– Хватит.
Прошло много лет, и она проводила всех, кто сопровождал ее на дороге к престолу. Отец, брат, муж, любовник, друг, – все они принесли свою жертву и все они стоили той памяти, что она хранила. Но вот ушел
– Когда настанет мой час, не оплакивай меня, – попросил он в их последнюю встречу. – Нас было трое в этом мире, нас будет трое и в любом другом.
Но время, завещанное ей, было вечностью.
– Прощай. Прощай, прощай! – прошептала королева, отнимая руку от груди и в последний раз смотря на золотого сокола. – В следующий раз мы встретимся в мире, где наши друзья счастливы и наши любимые подле нас.
Медальон блеснул и, подхваченный пенистой волной, исчез в Лазурном море.
Королева подняла голову к небу, где кипела черная гроза. В свое время падение Вороньего гнезда принесло людям мир, но они его не оправдали. Его возрождение должно было вновь покрыть Валмир черной пеленой войны.
– Ваше величество?..
Она повернулась к советнику и, облокотившись на перила, запрокинула голову выше к назревающему дождю.
– Нас больше ничего не сдерживает, – сказала королева ровным голосом, сминая в ладони пышный бутон черного принца1. – Что в Алладио?
– Царевич Иоанн коронован.
– Хорошо, – грозовой воротник единым фронтом вышел из-за скал. – Тогда обойдите Алладио через Нортум и захватите Рой. Пусть он горит. Пусть Валмир знает, что пришли его последние дни.
Советник поклонился и скрылся в глубине замка.
Наследница Чернильных гор разжала руку, и осыпавшиеся золой лепестки подхватил ветер, унося вслед за солнечным светом.
– Сначала Рой, потом Алькаир… А затем и весь мир.
По закатному небу разливался огонь.
Глава 1. Позвольте мне начать сначала
На юге Роя, в Сордисе, где проходила граница между великой пустыней Сакра и Давидовыми рудниками, редко можно было увидеть птиц. Безветренные знойные дни сменяли холодные ночи, и от страшных пустынных ветров спасали лишь изрытые ходами скалы – золотые прииски. По ночам горы свистели и стенали. Звук этот разносился по всей долине – так дышала искалеченная земля. Иногда в этой местности случались землетрясения. Некоторые из них заставали рабов в пещерах, и их тела бросали под осыпавшимися лазами. И все же свет пробил путь и сюда.
Откуда на Давидовых рудниках появлялись люди, мало кого интересовало: кого-то покупали, кого-то проигрывали, кого-то ловили и продавали пираты. Все они как-то здесь появлялись, и как появилась в колонии эта девушка, никто не знал и никто не спрашивал. Это было своего рода табу для неприкасаемых. Получив клеймо, они больше не говорили о своих прошлых жизнях – таков был их немой договор.
– Зовите меня Розой, – попросила девушка, устраиваясь в шатре в первый день своего появления.
Та, что назвалась Розой, даже обряженная в грубую робу и испачканная в каменной пыли рудников, сохраняла во внешности теплую красоту осени: ее неровно обрезанные рыжие волосы, в лучшие годы достававшие до колен, огнем вспыхивали под пламенными лучами пустынного солнца и бросали блики на мягкую кожу, утратившую свою природную белизну за два удушливых лета, проведенных на юге империи, и чем теплее казался весь ее облик от всепрощающей улыбки до ласковых томных движений рук, тем сильнее поражали невольного наблюдателя полупрозрачные голубые глаза, тонкими лезвиями сверкавшие из-под кудрявых завитков челки. У нее были тонкие птичьи кости, но крепкое тело, поэтому в отличие от многих других женщин она несла свою долю с легкой рассеянной улыбкой и никогда не сетовала на судьбу, несмотря на обременение, которое было сложно скрыть на четвертом месяце.