Черный принц
Шрифт:
– Вы обращались к тетушке до того, как прибыть сюда?
– Мы прибыли лишь затем, чтобы сказать, что она отправляется с нами.
Вейгела кивнула. Она с неясной тоской, предчувствующей предательство, когда оно уже совершено, но еще нераскрыто, выделила для себя две вещи: первое – если бы сегодня эту новость услышала ее мать, она бы уже не оклемалась, второе – Совет на это и рассчитывал. Когда эти две истины обрели форму и плоть, налившись всеми подробностями той жизни, которую принцесса вела последний год, Вейгела почувствовала себя очень больной, и от того ее ненависть, не имевшая ни
– Это все хорошо, Катсарос, – похолодевшим голосом сказала Вейгела. Ее начинало лихорадить, и от этого усиливался зуд. – Но вы мне так и не ответили: по какому праву вы вернулись без короля?
– Ваше высочество, ведь я ответил, что…
– Нет, не ответили! Делегацию может отозвать только король или регент, решив, что миссия провалена! Кто вам разрешил вернуться без короля? Скажи, где мой брат! Что вы с ним сделали?
Катсарос видел, что Вейгеле становится плохо: ее лицо раскраснелось, она все чаще, все более явно лезла руками под широкие рукава, и на белой ткани платья уже появились первые капли рубиновой крови.
– Ваше высочество, вы больны…
– Скажите, что вы хотя бы знаете, где он!
Катсарос не знал. Последнее, что он помнил, – это как Август раздавил королевский венец и велел увести мальчика в темницу. Тогда он так испугался, что его язык онемел, а после, сколько он ни спрашивал о короле, ему прямо с насмешкой отвечали одно и то же: «В темнице». Но Катсарос никогда не принимал этот ответ, потому что ни одно цивилизованное государство не стало бы бросать короля другой страны в темницу. Это бы стало точкой невозврата. Можно воевать, можно шпионить, можно подкупать население и вести закулисные игры, но никогда нельзя оскорблять официальных посланников, тем более – короля. Король – это не просто член королевской семьи, это символ – символ воли нации, символ ее доверия, ее истории, ее веры, это государство в человеке. Короля нельзя попрать.
– Скоты! – закричала Вейгела. – Трусы! Вы бросили его! Вы бросили своего короля и вернулись!
Возможно, только сейчас Катсарос понял, что ему говорила принцесса, в чем его обвиняла, и только здесь, в тронном зале, на восьмом ярусе Энтика, перед его глазами разошлась пелена, и он понял. Они бросили короля. Бросили во вражеском государстве и вернулись.
– Мы выполняли свой долг, – понуро ответил Катсарос, хватаясь за фразу, которая прежде оправдывала все неудачи, прикреплялась ко всем победам, как символ доблести, подчеркнутой скромности. Прошлый король любил эти слова. Их звучание приносило ему удовольствие, и Катсарос, привыкнув преподносить их в форме извинения, по привычке попытался спрятаться за них.
– Но не выполнили! – закричала Вейгела, теряя терпение. – Вы губите королевскую семью! Вы губите мою семью! Специально! Вы стоите здесь и говорите мне ужасы, за которые ждете… Чего, похвалы? Это ваша дипломатия – уничтожить королевский род?
Принцессу трясло и тошнило. Ее состояние ухудшалось на глазах, и Линос вышел из-за трона, чтобы поддержать ее под руку.
– Ненавижу! Ненавижу тебя, Катсарос! Всей душой презираю и плюю на тебя! Да будешь ты во веки веков проклят в страдании десятикратно худшем, чем мое!
От лица Катсароса отлила краска, и он побледнел, чувствуя сильную дрожь в конечностях. Но заветные слова так и не были произнесены. Линос подхватил Вейгелу и зажал ей ладонью рот. Принцесса вырывалась и кусалась, но после недолгого сопротивления она выдохлась, бессильно обвиснув у него на руках, и громко разрыдалась. Болезнь брала свое.
В тот день Катсарос выбежал из тронного зала с седой головой. И хотя после он много раз блистал золотыми кудрями при дворе, многие из тех, кто видел, как он спешно покидает замок, были уверены, что он густо красится позолотой.
***
В конце концов, Вейгела слегла. После приступа в тронном зале, лихорадка быстро отступила, но небольшой жар остался. На ушах стоял весь дворец, и королева Сол от нее почти не отходила, чем в изрядной степени докучала.
– Лусцио, скажите, – попросила Вейгела во время очередного осмотра, – вы помните про ту связь, которую назвали общей пуповиной?
– Между вами и королем? Отчего же не помнить? Явление редкое в наши дни и опасное. Хотя я слышал, что у мортемцев подобные узы сохранились по сей день.
– Может быть такое, что через эту связь ему передается моя болезнь?
Лусцио отнял трубку от ее тела и задумчиво возвел глаза к потолку. Он несколько минут молчал, а потом вдруг махнул рукой.
– Исключено. Конечно, если бы вы часто пользовались пуповиной и позволили ей окрепнуть, то в какой-то момент вы могли бы достичь такого единения с вашим братом, что физические увечья одного непременно отражались бы на теле другого. Но вы же обещали мне никогда не использовать эту связь. Очень уж она опасная. А так нет – через неактивную связь Его Величество никак не сможет заразиться от вас, будьте спокойны.
– А если бы связь была активная?
– Тогда бы он заразился и умер. И скорее всего даже быстрее вас.
– Почему?
– Вы как два сосуда, – Лусцио показал две ладони и одну поднял чуть выше. – Вот здесь вы, а Его Величество, ваш младший брат, он ниже, вот здесь. Если допустить, что ваши беды – это жидкость, то вся она стечет в сосуд, который располагается ниже.
– Почему вы решили, что мы занимаем именно такое положение по отношению друг к другу?
– Но ведь связь односторонняя. Только вы можете ее использовать. Соответственно, и передача идет преимущественно от вас, по вашему желанию или без него.
– А если бы у нас была активная связь, и я бы умерла? Модест бы тоже умер?
Лусцио снова задумался.
– Нет, я думаю, нет. Он бы испытал огромное потрясение, но вы все-таки два отдельных организма, поэтому его тело – которое, кстати, сильнее вашего, потому что менее зависимо от состояния разума, – в определенный момент просто купировало бы связь. Простой пример: если бы при активной связи вы поцарапали ладонь и у вас остался рубец во всю ширину, то шрам Его Величества был бы значительно меньше. Соответственно, если бы вас смертельно ранили, то рана Его Величества оказалась бы менее опасной. Хотя если бы вы умерли мгновенно, то тут… Сложно сказать, связями давно уже никто не занимается, да и все это мы обсуждаем гипотетически, конечно же, да?