Черный принц
Шрифт:
– Да, из рыцарей Солнца.
Я прочитала немало сказок, но о таком ордене слышала впервые.
– Это орден Дальних земель, – объяснила девочка. – После свержения принца всех членов ордена изгнали. Он был их предводителем.
– Почему же ты думаешь, что Черный принц был виноват? Его брат поступил бесчестно.
– Разве? – она придвинулась ко мне. – Разве король, поставивший себя выше королевства, достоин того, чтобы взойти на трон? Черный принц был наследником, старшим в роду, но его место занял сводный брат – сын любовницы короля. Из-за него величие Скалистого трона запятнала
– Черный принц был, бесспорно, одарен, – продолжала она. – Умен, статен, смел, и потому честолюбив. Оседлав коня в тот день, он лишился короны прежде, чем покинул столицу. А после его объявили предателем. Всех его братьев и сестер изгнали, и все его успехи на войне обернулись против него.
И она снова запела:
«Изгнанник великий, живешь среди них ты не год и не два,
И люди уже забывают тебя.
Забудут тебя и в долине угрюмой, безмолвной,
Где радостный клекот отпугивал змея с короной.
Где ветров вой и крутость скал
Смущали ветхий пьедестал
Чарующими ласками свободы,
Которой чужда власть короны.
Кому нужна над миром власть – пусть забирает!
Отрады нету в том, что убивает
Всех птиц Вороньего гнезда».
– Но ведь было завещание, – я нахмурилась.
– Что есть бумага? Просто пыль.
И она продолжила петь. Прикрыв глаза, я слушала ее голос, не понимая слов, и, сама того не заметив, начала засыпать.
– Почему ты не ловишь птиц у себя? – вдруг спросила Марсель.
Я зевнула и потянулась. Ответ на этот вопрос знал всякий, кто хоть раз побывал на Давидовых рудниках.
– Потому что над нами не летают птицы.
– Почему? – она продолжала допытываться.
– Им там нечего есть.
– Значит, вы голодаете?
– Голодаем не мы. Голодает земля.
На песочных и каменистых почвах рудника ничего не всходило. Редкие растения пробивались сквозь трещины в скалах, протягивали кривые колючие ветви, дробя камень. В других колониях рабы могли возделывать землю или есть какие-нибудь ягоды, или хотя бы траву, когда их хозяин был так жесток, что отказывался их вдоволь кормить, но мы не могли. Единственное, на что мы могли рассчитывать, – это милость барона и обозы с продовольствием.
Прежде у нас была вода. Много воды. Подземный источник наполнял колодцы, и в питье нас не ограничивали. Но потом рудники отошли новому хозяину, и тот позволил перекопать источник и разделить его на два русла. В колодцах стало меньше воды. Со временем она исчезла вовсе.
– Ты знаешь, что если тебя здесь обнаружат, то накажут?
Я промолчала. Все знали, что после работ невольники должны находиться в своем загоне. В противном случае их серьезно наказывали.
– Но ты приходи! Только птиц не лови больше. Я найду, чем тебя угостить.
Глава 3. Бунт
Колониям в этих местах и прежде жилось нелегко, но с тех пор, как со стороны пустыни пришел дикий зверь и стал драть людей, помимо голода и работы, их стал подтачивать страх. Хозяин рудников велел усилить охрану, но люди продолжали пропадать. Иногда их тела находили. Как-то раз мне довелось мельком увидеть одно. Его пальцы, руки, ноги, шея – казалось, все кости были переломаны. Грудь
За нами строго следили, но все-таки мне удавалось сбежать из лагеря. Тогда я приходила под старый дуб, где впервые встретила Марсель. Она всегда ждала меня там.
Марсель любила детские истории и высокопарные стихи, какие любила Сара, отдавая дань моде, но не искусству. Я не понимала ее привязанности ко мне, но она меня кормила, и я возвращалась.
Марсель была единственным ребенком в семье и всю жизнь была сосредоточием всех чаяний домочадцев, заботы которых она старалась избежать, прячась со мной в своем парке. Она была странной. Мы были одного возраста, но она уже имела представление обо всем. Марсель задавала странные вопросы, вроде: «Какие перспективы развития торговых гильдий южных провинций?», и оставляла совершенно невинные замечания о каше, которую подали холодной, или о кукле, которую ей привез отец (кукла эта ей не нравилась, но сломать ее она не могла). Часто она впутывала меня в свои отвлеченные рассуждения, но я не могла ничего ответить: я не хотела и боялась ее обижать.
– Ты когда-нибудь видела горы? – выспрашивала она. – Зимой их вершины покрыты снегом, точно глазурью, а летом – зелены ото мха и густой травы. Их блестящие от солнца платиновые склоны спускаются вниз к пучинам морской бездны, где кипит и пенится вода, и на подножье скал лежит белый налет соли.
Я видела горы, но они были не такими. Их склоны не были круты, от их дыхания не дрожала земля. Одной стороной они спускались к раскаленным пескам Сакры, другую до самого основания обнажали рудники, и было неясно, где гора начиналась и где заканчивалась.
– Да разве это горы? – смеялась Марсель. – Настоящие горы есть только на севере! Мы должны обязательно туда попасть, слышишь? Обязательно!
Доходы с шахт сокращались. Золотые жилы иссякали, и было ясно, что через несколько лет это место придется забросить, поэтому хозяин рудников сокращал свои траты уже сейчас, перебрасывая средства на поиск и покупку новых земель. Зверя так и не поймали, да было и не нужно. Зверь забирал меньше людей, чем кайло.
Над нами не летали птицы, но вот на небе замаячили грифы. Они садились на скалистые выступы и присматривались к толпе невольников. С каждым днем они садились все ближе к пещерам. Когда я поднимала взгляд и видела черных истуканов, висящих над головой, мне чудилось, будто к их кривым клювам присохла человеческая плоть. Глаза редко обманывали меня.
Ближе к лету все покрылось вонью: жаром пах песок, металлической прохладой несло от камня, потом разило от рабов и стражников, запекался на солнце птичий помет и гнили трупы на свалке. Пряные от зноя потоки ветра из сада главного надзирателя, уносившие с собой запах цветочных клумб, мешались с запахом разлагающейся плоти. Казалось, что воздух закончился, и остались одни запахи.
Упадок рудника не сказался на умении Марсель клянчить у кухарок. Пока невольники дрались и слизывали крошки с земли, я набивала рот сластями из Алькаира и орехами из Бермунда. Я ела почти все то же, что любила есть в доме Сары.