Черный принц
Шрифт:
Мы не обсуждали ничего из того, что происходило тогда. Она не говорила о делах своего отца, я не говорила о том, что творится на рудниках. Марсель приносила книги и карты, читала свои детские дневники, где на каждой странице возносились оды горным садам ее отца (которых у него, конечно же, не было). Она воображала сверх всякой меры и говорила о море и солнце так, словно жила где-то на краю света.
Марсель была разной: радостной и серьезной, ласковой и злой, она была ребенком с детскими проблемами и взрослой со зрелыми мыслями. Она была. И ее не было.
Я сидела под нашим дубом и, задрав
– Гляди, – Марсель упала на колени рядом со мной, протягивая ладони, сжимавшие синицу.
Я протянула руку, но синица нахохлилась и стала метаться, избегая прикосновения.
– Они не любят меня.
– Ты просто неаккуратна, – Марсель покачала головой. – Смотри.
Девочка нежно погладила птичью головку большим пальцем. Синица сонно зажмурила глаза и потерлась о ее ладонь.
– Видишь? Птицы боятся не тебя, а людей. Но при должном отношении и птица, и человек становятся покладистыми, – Марсель выразительно посмотрела на меня.
– Ты и ко мне относишься, точно к своим птицам.
– Но я никогда не запру тебя в клетке.
Я вздохнула и протянула руку еще раз. Птица не видела меня, но почувствовала, когда нежные пальцы Марсель сменились моими. Она повернула головку и посмотрела на меня черными блестящими бусинками. На мгновение мне показалось, что и я могу сладить с синицей, но она извернулась и клюнула ладонь. От неожиданности Марсель разжала руку, и птица поспешно улетела, качнув синим хвостом.
– Видишь, я им не нравлюсь,– я развела руками. Мне не было ни грустно, ни радостно. Мне было все равно.– Это синица?
– Да. Правда она милая? – улыбнулась юная госпожа.
Я запрокинула голову. Синица настороженно смотрела на меня со своей ветки, встретив мой взгляд, она расправила крылья и бросилась вниз. Пружинистый воздух подхватил ее, и птица плавно взмахнула крыльями, набирая высоту.
– Да, она очень красивая.
Я не вела счета дням и не знала, сколько времени провела в таком счастливом забытьи. То, что творилось на рудниках, не касалось места под дубом, и даже пресыщенная запахами вонь жары была здесь приятна.
– Смотри, смотри! – Марсель замахала рукой, издалека увидев меня. – Я принесла карты. И лампу!
Я села у расстеленных полотен. Прежде старик Купр учил меня звездному небу и географии, поэтому острова, страны и некоторые созвездия я находила с первого взгляда. Звездный архипелаг и крупный кусок материка у Млечного моря, Контениум, занимал Аксенсорем. От него по Заповедным лесам, мимо Алладио, шел торговый путь в страны Драконьего залива, где ковали лучшие мечи. От Заповедных лесов и до Сакры простирались территории Роя, а за пустыней лежали Сандинар и Бермунд.
Марсель села напротив меня и, нависнув над картами, ткнула пальцем в северные территории, находившиеся за Заповедными лесами. Там никто не жил.
– Вот тут родилась моя мама, – она провела пальцем по северной окраине материка, где раньше проходил морской торговый путь. – Здесь самые высокие горы на всем материке, а под ними огромная
Я привыкла к причудам Марсель: она много мечтала. Вместе с ней мечтала и я.
– А где она теперь?
– Умерла, – Марсель ответила просто, как если бы у нее спросили, что она хочет съесть на обед.
– Моя тоже.
– Ты ее помнишь?
– Нет. А ты?
– Помню. Я все помню, – она пожала плечами, словно это было неважно. – Знаешь, где находится Юй И?
– Что это?
Марсель кинула мне свернутую карту звездного неба.
– Раскладывай.
Я расстелила карту звездного неба и прижала ее края камешками. Марсель быстро провела пальцами несколько прямых линий и остановилась на их пересечении.
– Вот она! Юй И!
– Где? Эта?
–Да нет, правее Полярной!
Вечер уже давно наступил, и на небосводе показались первые звезды. Марсель возбужденно ткнула пальцем на самую яркую звезду, по-прежнему зажимая точку на карте.
– Вот она! Сама большая в Драконьем сердце!
Марсель встала на колени и провела пальцем по созвездию Дракона:
– Дракон огибает большую землю с запада на восток, Юй И соединяет небо и землю над Запретным островом. Существует легенда, что прежде чем вновь вознестись в ночное небо, Небесный дракон Аброхейм сражался с Морским драконом и в жуткой схватке, разбившей границы мира, перегрыз ему шею, из которой вытекли воды Мирового океана. Плоть Морского дракона иссохла и окаменела, став скалистыми Драконьими островами, и раны на его теле вспухли, обратившись в кровоточащие вулканы. И завещал Небесный дракон, что будет вечно на земле, что на небе.
Но когда вспыхнуло восстание, небо не раскололось и даже не потемнело.
Это случилось стихийно, и соломинкой, сломавшей позвоночник верблюда, стала очередная смерть. Один из стражников, поторапливая рабыню, грубо толкал ее вперед, пока она не упала, а упав, уже не поднялась. Он кричал на ее бездыханное тело, и с каждым новым ругательством напряжение в воздухе сгущалось, искрилось. И вдруг все взорвалось. Кто-то из толпы напал на охранника, и забил его киркой. В момент, когда пролилась кровь тиранов и угнетателей, каждый ощутил себя немного другим – готовым пустить кровь богу. В едином потоке рабы бросились бить надзирателей, но их смертей оказалось мало, и толпа повалила на улицу. Охранники, разморенные жарой и жаждой, оказались не готовы к сопротивлению.
В пещерах их было всего десять человек. Снаружи еще десять. Разъяренные рабы смели их, как волна, как цунами. Никто не стремился бежать с рудников – каждый жаждал убийства.
Я оказалась сдавленной в тисках бунта. Толпа поднялась и вынесла меня из пещер, но, оказавшись на улице, она не рассыпалась, а устремилась дальше. Многие из невольников были сильно измождены. Неспособность вынести высокий душевный подъем, который вывел всех на улицу, тянула их назад, кидала под ноги бегущим, и их затаптывали. Я почти ничего не видела. Цепляясь за руки и плечи окружавших меня людей, я вытягивала себя наверх, боясь, что жернова толпы перемелют и меня. В этом плотном потоке я бежала, не смотря под ноги, наступая на людей, ломая их и калеча наравне с другими.