Черный пролетарий
Шрифт:
— Погладь котэ. Погладь котэ, сука!
— Давай я поглажу твоего котэ.
— А теперь ты погладь моего котэ.
— Разрешите поласкать вашу киску.
— Ласкайте хоть языком.
«Не оскоромиться бы», — подумал Щавель.
Отлов Манулов однако же провёл спутников вовнутрь, где было полно свободных мест. Заблаговременный исход с площади имел свои плюсы. Скоро публика должна была набиться как негры в трюм, загрузить своими капризами кухню, однако достойные мужи успели вовремя, как и положено порядочным людям.
— Пить что будете? — прощебетала молодая кызым в длинном красном платье и белом передничке, приняв заказ на кушанья. —
— Откуда у вас кумыс? — не поверил Щавель.
— С конезавода Жеребцовых-Лошадкиных, — привычно протараторила кызым.
— Кумыс? — глянул Щавель на спутников.
— Рекомендую, — улыбнулся Отлов Манулов.
— Неси большой кувшин.
Сделав заказ, можно было расслабиться и осмотреться. Ресторанный зал был освещён с бережной тусклостью, располагающей к задушевным беседам. Странно одетые молодые люди кучковались за соседним длинным столом, тыкали пальцами в светящиеся дощечки, напряжённо пялились в них, будто оттуда что-то манило. Каждый был словно сам по себе, но молодые люди обменивались репликами настолько осмысленно, что создавали впечатление живого общения.
«Одержимые», — подумал Щавель.
— Что это с ними? — поинтересовался он у знатока великомуромской жизни.
— Попали в сеть и не выберутся никак, — печально улыбнулся Манулов. — Китайцы привозят из Поднебесной много странных вещей, вред от которых постижим далеко не сразу. Кто бы мог подумать, что всего за год самая яркая молодёжь, которой на роду написано занять управленческие должности, превратятся в стайку увлечённых долбёжкой дятлов, ничего не видящих вокруг себя. И совсем перестанут покупать бумажные книги, — добавил издатель с плохо скрываемой досадой.
«Китайское колдунство, направленное на подрыв государственных устоев» — постановил Щавель и заметил как бы невзначай:
— Мы-то в этой нашей Ингерманландии считаем, что всё зло от басурман.
— До Святой Руси новости доходят не быстро, — деликатно пояснил Манулов. — Если Железная Орда является для нас вероятным противником номер один, представляющим, главным образом, военную опасность, то китайцы действуют тихой сапой. Они вливаются на Русь нескончаемым потоком, сами надевают оранжевые жилеты мусорных рабов, оставаясь при этом вольными, но работая только за еду, и начинают подгрызать основы коренной культуры. Они приносят свои обычаи, свои зловещие гаджеты, свои курительные смеси и губительные соли, своих гнусных домашних животных и женщин, приносящих приплод, который съедают далеко не весь. При этом поток прибывающих не иссякает. Глядишь, у тебя под боком уже целый муравейник, а в муниципалитете начальником департамента коммунальной службы сидит самый жирный китаец со своим штатом, потому что городу так легче общаться с мусорщиками. Затем китайские купцы начинают внедряться в нашу торговую палату, потому что правила регламентируют размер вступительного капитала, но никак не национальное происхождение членов.
— Потом купцы голосуют деньгами за нового губернатора, — мрачно добавил Карп.
— У нас так, — подтвердил издатель. — Выбирает купечество из числа своих выдвиженцев. Я купец второй гильдии, у меня два избирательных голоса. У купца первой гильдии — целых три, но таких мало. Гораздо хуже, что купцов третьей гильдии, пусть с одним избирательным голосом, больше всего, и число их растёт за счёт китайцев. Великий Муром богатеет от их взносов и благотворительных пожертвований, но взамен даёт избирательное
— Действующего генерал-губернатора убил китаец, — бесстрастно заметил Щавель.
— Вот именно! — воскликнул Манулов, отодвигаясь от стола, на который кызым, мило улыбаясь, поставила запотевший кувшин и три пиалы.
«А ведь она китаянка!» — у старого лучника словно пелена с глаз упала — заходя в степняцкое заведение, он по умолчанию принял тот факт, что и прислуга будет из степняков, но ею оказались переодетые китайцы. Кызым оказалась ходей, и ещё неизвестно какого пола!
Потрясающее открытие Щавель залил наполненной до краёв пиалой. Кумыс в самом деле оказался превосходным. Он пощипывал язык и удивительным образом бодрил. Молодые люди за соседним столом всё тыкали пальцем таблички, зачарованно глядя в них. После второй пиалы Щавелю помнилось, будто на скамьях сидят пустые оболочки, а душа канула целиком внутрь китайского изделия, не может вырваться оттуда и отчаянно призывает продолбить стекло.
Командир помрачнел.
— Если ситуация такова, как ты говоришь, — изрёк он, уставившись на Манулова взглядом, который не лишённый творческой жилки издатель определил как уничтожающий, — должно силами городской стражи при поддержке армии захватить всех китайских купцов разом, заковать в железа и провести дознание, в ходе которого пройдут честные, беспристрастные выборы, а по завершении следствия имущество виновных очуждить в казну.
— Так неможно, — со страхом возразил Манулов. — Если такое случится хоть один раз, это напрочь подорвёт торговлю и доверие купечества. Мэр не решится.
Слова Щавеля словно выкатывались изо рта ледяными глыбами прямо на стол и вызывали онемение членов:
— Только плеть! Только топор! Иначе следующим губернатором будет китаец. А он ещё и генерал, значит, ждите набора ходей в армию. Потом в колодки будут заковывать уже вас и, что куда хуже, конфисковывать ваше имущество.
Манулов долго думал, мощно соображал. В глазах светилось то, что поэтически одарённый раб из его литературного цеха назвал бы стремительным полётом быстрокрылой мысли.
— Не конфискуют, — осмелился возразить Манулов, просчитав все за и против. — Так они не только бизнес на корню подорвут, но и воевать придётся со всем народом. Необученная армия из китайских призывников проиграет объединённому войску других городов Великой Руси, а потом взлетит разбойничья дубина крестьянской войны и размозжит голову китайскому дракону окончательно. Ничего подобного даже в Сибири не случалось. Ходи, как муравьи, корни подгрызть умеют, но воины из них никакие. Я знаю, не в их характере открыто конфликтовать. Прежде всего, война подорвёт торговлю, а китайцы обожают четыре занятия — торговать, жрать, стричься и размножаться. Это столпы их мира, как ножки у стола, на которых зиждется Поднебесная.
— А ты, легкомысленный, — обронил Щавель.
Манулов помотал головой:
— Отнюдь. Я их знаю, давно здесь живу. Хотя ты навёл меня вот на какое соображение. Если сейчас ходи соберутся и выдвинут своего кандидата, он будет русским. Самым славянским, самым неподкупным, который будет говорить правильные слова и вызывать всеобщее доверие. Даже избиратели с других сторон признают его достойным генерал-губернаторской должности, пусть на своём месте он и начнёт потворствовать китайским купцам. Я знаю двоих подходящих, которые идеальные русские и впишутся за китайцев. Ерошку Пандорина-сына и министра путей сообщения.