Черный пролетарий
Шрифт:
Проголодавшийся парень успел расправиться также и с шужуком под сорпу с курдючным жиром, воздав должное остаткам кумыса, когда вернулся Копейкин.
— Экипаж подан, — известил он. — Прошу пожаловать, господа.
Удивительный паровой экипаж ждал напротив входа. Был он пригнан от отеля «Метрополь» и предназначался для развоза подгулявших купеческих ватаг. Чудо инженерной мысли и мастерства металлообработчиков двигалось без помощи лошадей! Там, где у всякой нормальной повозки крепились оглобли, размещался длинный паровой котёл и топка с трубою, увенчанная закопчённой короной, из которой исходил серый дым. Отполированный тёмно-вишнёвый капот украшали медные
— Каков шмаровоз! — только и сказал Карп.
Пассажирские диваны были рассчитаны на купеческие чересла, оттого на каждом безо всякого стеснения усаживались четверо ездоков среднего размера. Группа захвата разместилась в лохани парового экипажа величиною с гарный фургон под шестёрку волов, на коем рассекают по степям изобильные товарами прасолы. Отлов Манулов склонился к медному рожку, вделанному в стенку салона.
— Любезнейший, двигай на Часовую улицу, да с ветерком.
— Бу сде, — продудел в ответ голос из рожка.
Манулов откинулся на спинку дивана и залихватски подмигнул спутникам. Мол, сейчас начнётся! Участие в гражданском подвиге, движухе государственной важности, равно как случай удивить гостей разъездом в новомодном экипаже — всё тешило звериное самолюбие. В голове издателя начала проклёвываться идея нового сериала, которую в самое ближайшее время следовало обсудить с надсмотрщиком по отделу детективной прозы.
Извозчик двинул рычаг переключения отсечек парораспределительного механизма, нажал на педаль и удивительная повозка тронулась с места, плавно набирая ход. В отличие от конного экипажа, гремящего подковами и ободьями, машина работала беззвучно, так что разговаривать можно было не повышая голоса. Распугивая пешеходов, забредавших с тротуара на проезжую часть, извозчик вырулил на проспект и прибавил скорости.
Поскрипывая на поворотах передними амортизаторами, экипаж домчал на Часовую с такой быстротой, что Жёлудю даже помнилось успеть к началу представления. Пара пустяков схватить китайца, перевернуть вверх дном комнатёнку (в том, что она ничем не отличается от нюриной норы, Жёлудь не сомневался) и быстро отвезти задержанного в околоток, расположенный в центре города, откуда до цирка рукой подать.
Машина остановилась посреди улицы напротив трёхэтажного корпуса из красного кирпича с вывеской «Машины и механизмы. Мастерская, ремонт, техобслуживание» с магазином внизу, цехом, где эти самые машины и механизмы изготавливают, выше, а на самом верху, должно быть, жили рабы и бессемейные мастеровые. Рядом стоял полукаменный двухэтажный дом, в котором располагалась часовая лавка с кокетливой надписью на витрине «Ohne Mechanismus. Изящные часы и будильники».
— Куда далее, сударь? — с рафинированной учтивостью осведомился капитан Копейкин.
— Сюда, — Жёлудь указал на проулок между приметными домами. Он их запомнил и представлял, куда выведет кривой проход.
По указу Копейкина
Протоптанная по газонам дорожка вывела к знакомому палисаду в глубине дворов Слесарного переулка, за которым кривился уркаганской хавирой пролетарский барак. Только сейчас Жёлудь узрел, насколько он уродлив, и от накатившего омерзения парня аж передёрнуло.
Для усиления городовой привёл из дворницкой пару гастарбайтеров с черенками от лопат и медными номерными бляхами, символизирующими преданность великомуромскому муниципалитету.
— Как звать жильцов, у которых остановился китаец? — уточнил Копейкин.
— Вагины, — повторил Жёлудь.
Капитан направил дворников под окна сторожить, чтобы не выпрыгнул шустрый ходя, и повёл отряд гражданской бдительности на приступ цитадели неблагонадёжности.
В коридоре со скрипучими половицами было не подкрасться, да скрытности и не требовалось уже. Городовой постучал в дверь, на которой мелом было написано «№ 3». Отворила старуха. В потёмках за ея спиной, образованных висящим на верёвках детским тряпьём, проглядывалась разобранная кровать, колыбелька и нечистый стол. Само же обильное население комнаты не обозначало своего присутствия, должно быть, шарилось на свежем воздухе.
— Вагина? — спросил старуху Копейкин.
— Вагины в четвёртой, — неприветливо отозвалась старуха и воззрилась на полицейскую форму как неперекредитованный манагер на коллекторов.
— Извольте пройти с нами в качестве понятой, — пригласил капитан, и старуха подчинилась, закрывая телом проём и притворяя за собою дверь так, чтобы показать враждебным пришельцам минимум внутренностей жилья.
— Добудьте ещё понятых.
Городовой метнулся к квартире номер два, но там не открыли, и тогда он привёл окосевшую Нюру.
Жёлудь сделал морду кирпичом, по-эльфийски надменно отвернулся. У Нюры тоже хватило ума не показывать, что они знакомы, но старуха узнала куртку и сделала выводы.
— Шшалава! — прошипела она.
— Заткнитесь, бабушка, — беспечно пульнула в ответ Нюра и вперилась на гостей блуждающим пьяным взглядом.
Набрав необходимое для соблюдения буквы закона количество понятых, капитан Копейкин сноровисто извлёк из кобуры щёгольский никелированный револьвер, постучался. Открыла высокая и немного сутулая баба с кувшинным рылом, годов изрядно за полтос. Её изжёванное жизнью лицо украшал глубокий шрам над правым глазом, вздёргивающий бровь вверх и придающий морде выражение вечного удивления. Тёмные глаза, в молодости освещавшие лицо, под гнётом тягот приобрели тревожно-грустное выражение покорности сильной руке, как у большинства женщин в пролетарском районе, однако статью тётка выделялась из массы здешних и вела происхождение явно не отсюда.
— Вы будете Вагина? — с прохладной вежливостью испросил капитан.
— Пелагея Ниловна, — тут же прострочила баба, будто готовилась отвечать жандармским офицерам.
— Разрешите войти.
Отважный капитан ринулся в помещение, но никого больше не обнаружил. Запустили понятых и приступили к мероприятию. Комната, заметно больше нюриной, с двухконфорочной плитою в углу, была разгорожена занавесью, отделяющей узкий диванчик со сложенным бельём, шкафчиком и книжною полкой, а у окна — расстеленный на полу матрас с тумбочкой в изголовье и плетёным из лыка коробом в ногах.