Черный смерч (илл. А. Кондратьева)
Шрифт:
За оградой, на дорожках и возле оранжерей, Бекки увидела людей. Один из них был очень похож на Мюллера. Но ведь Бекки могла ошибиться. Где же бинокль, о котором говорил Ганс Мантри Удам?
Бекки отбросила подушку — пусто; откинула возвышающиеся горкой свернутые одеяла; под ними оказалась шкатулка. Не раздумывая о том, вежливо ли это, Бекки торопливо откинула крышку и увидела бинокль, высовывающийся из-под книги. Бекки подняла книгу. Это был номер советского журнала «Новое время» на английском языке. В нем была статья о положении в Индонезии. Так
Бекки схватила бинокль, и вдруг ее взор приковал знакомый конверт со штампом Института Стронга.
Бекки положила бинокль и вынула из разорванного конверта письмо. Уже первые прочитанные строчки перехватили дыхание девушки. После грифа «весьма секретно» значилось: «Инструкция по применению вредителя кофейных деревьев „гемилия вестатрикс“ и „хилотрикус кадрупес“».
Бекки прочла все. От волнения она плохо понимала написанное и перечитывала по нескольку раз один и тот же абзац. Сердце ее мучительно сжалось. Письмо было подписано Алленом Стронгом, ее отцом! Пусть это была не собственноручная подпись, а факсимиле, но все равно — это была инструкция Института Стронга.
Бекки все еще не верила своим глазам. Неужели там, за оградой, были действительно помощники ее отца?
Она схватила бинокль. Ей очень хотелось убедиться, что она ошибается. Сильный бинокль оказался у ее глаз. Люди, ходившие за оградой инсектария, были ей незнакомы… Но что это? Неужели это Джек Райт? Да, это был тот самый Джек Райт, помощник ее отца, которого она бросила на ночном «параде» куклуксклановцев.
Бекки смотрела и, сама того не замечая, стонала.
Если люди Ганса Мантри Удама видели, как сотрудники филиала Института Аллена Стронга заражали плантации — а зачем им врать? — то это было ужасно.
Потрясенная, сразу притихшая, Бекки сидела в гнезде, поджав ноги, и ее руки безвольно лежали на коленях. Она смотрела вперед невидящим взором. Горло ее сдавило, и это причиняло ей физическую боль.
Трудно, очень трудно отрешиться от веры в человека, которому веришь всю жизнь, особенно, когда этот человек — отец.
Бекки смотрела вперед, глотая слезы и не слыша призывных криков снизу. Наконец она поймала себя на том, что у нее шевелятся губы и она твердит слова: «Ах, отец! Ах, отец, отец!» Смысл был не в самих словах, а в интонации, выражавшей чувства сомнения, разочарования и множество других сложных, только что возникших переживаний, рожденных всем случившимся.
Бекки вдруг почувствовала себя сиротой, ей стало очень жаль себя, и она громко, по-детски, заплакала, размазывая кулаками слезы по щекам. Она перестала плакать в тот миг, когда внезапно увидела перед собой незнакомое удивленное лицо.
Девушка быстро вытерла лицо ладонями и вынула носовой платок из сумочки.
— Дядя Ганс Мантри Удам беспокоится, — сказал молодой человек, и вдруг лицо его стало напряженным.
Бекки проследила направление его взгляда и увидела книгу — «Новое время».
Бекки приподняла большую подушку, чтобы спрятать книгу, и увидела под этой подушкой пистолет.
— Я ничего не видела, и вам нечего бояться меня…
Она осеклась, поняв, что чуть не проговорилась. Бекки раскрыла сумочку, вынула несколько пачек долларов, переданных Ван-Коореном для фашистских молодчиков, и сунула их под подушку.
— Запомните: я никогда и ничего не давала людям, борющимся за мир в своей стране!
Молодой человек хотел что-то сказать, но был так поражен, что промолчал.
— А теперь слезайте первым. Я больно, до слез, ушибла колено, и слезать мне будет нелегко.
Они спустились на землю.
— Вы оказались правы! — сказала Бекки Гансу Мантри Удаму и направилась к машине.
Когда они сели в машину, Бекки попросила ученого показать путь к ближайшим пораженным плантациям. Возражения Ганса Мантри Удама о необходимости возвратиться к членам комиссии не возымели успеха.
Вот почему они очутились среди деревьев, напоминавших зимний пейзаж. Это была мертвая плантация кофейных деревьев — голых стволов и обнаженных веток. Бекки ходила от одного мертвого дерева к другому.
Ганса Мантри Удама было такое впечатление, будто она не верит своим глазам: зачем бы ей тогда дотрагиваться рукой до каждого дерева, как слепой?
В Бейтензорг они возвратились перед самым дождем. Оказывается, Энджело Сайрес звонил из Джакарты о том, что не застал гидросамолета. Бекки распорядилась дать знать этой группе, чтобы она ждала гидросамолет.
Пока гремел гром и ливень лил как из ведра, Бекки угощала свою группу членов комиссии. Она была вежлива, предупредительна, заставляла пить джин, виски, голландскую водку и другие крепкие напитки, но сама ничего не пила и была, против обыкновения, грустна и задумчива.
Члены комиссии все время громко выражали готовность исполнить все ее желания. Бекки вопросительно посмотрела на Ганса Мантри Удама.
— Полетим на Мадуру, — сказал он.
— А потом на Суматру, чтобы встретиться с группой Сайреса, — добавила Бекки, рассчитывавшая в пути разминуться с Анной Коорен и на Суматре разыскать Джима через преподобного Скотта, который все равно должен был подписать акт Ван-Коорена и сейчас находился на Суматре, в своей резиденции.
«Не прячется ли он там от встречи с Ван-Коореном?» — подумала Бекки и решила, что если так, то это даже лучше.
Полковник, изрядно пьяный, был польщен вниманием Бекки.
— Ван-Коорен — наш ангел-хранитель, — заявил полковник. — Где бессильны бомба и пуля, там решают деньги, а значит, влияние Ван-Коорена. Он крепко держит в руках местных правителей — раджей, султанов и принцев. Он в дружбе со многими мусульманскими и христианскими пастырями. Вот почему мы победили!
— Еще не совсем, — послышался голос одного из членов комиссии, и это вызвало у полковника вспышку ярости.