Черный список
Шрифт:
Я подошел к киоску, торговавшему пивом, и встал у парня за спиной. Расплачиваясь, он достал из кармана конверт и вытащил оттуда пятидесятитысячную купюру. Конверт был совсем тоненьким, если в нем и оставались еще деньги, то не больше трех-четырех купюр. Однако тот факт, что деньги лежали в конверте, красноречиво свидетельствовал о том, что их там сначала было много.
– Анатолий, – окликнул я его, когда Толик уже собрался отходить, держа в каждой руке по жестяной пивной банке. – Ну-ка отойдем, поговорить надо.
Он испуганно обернулся.
–
Голос у него был деланно-нахальным, но все равно не смог скрыть впитавшейся в кровь привычки к тому, что им все время помыкают.
– Отойдем – скажу, чего. Не бойся, я не кусаюсь.
Прием был банальным и истертым в многочисленном употреблении, но от этого не менее эффективным. Для пятнадцатилетнего пацана хуже нет, чем дать заподозрить себя в трусости. Толик покорно поплелся рядом со мной в сторонку, подальше от своих приятелей. Мы остановились у каменного парапета, отделявшего пляж от набережной, и облокотились на него, встав лицом к морю.
– Ты кому давал аппаратуру? – начал я прямо в лоб.
Толик побелел, отчего прыщи на его физиономии стали яркими и еще более противными.
– Какую аппаратуру? – мужественно спросил он.
– Для ночной съемки. Так кому?
– Не знаю я, о чем вы говорите.
– Да ну? А деньги у тебя откуда? Украл?
– Не крал я. Чего вы привязались?
– Сейчас объясню. У твоего брата Никиты есть фотоаппаратура для съемки в ночное время. Никита уехал к своей невесте, а тебя кто-то попросил дать эту аппаратуру на несколько часов. Верно? И кучку денег тебе за это отсыпали. На эти деньги ты и гуляешь вот уж который день. Не так, что ли?
– А хоть бы и так? Чего такого-то? Имею право. Я ничего не воровал.
– Ну да, конечно. А знаешь, что Никита с тобой сделает, когда приедет?
– Чего?
– Удавит, вот чего. Ты мозгами-то пораскинь, если они у тебя есть. Почему они к брату твоему со своей просьбой не пришли? Почему стали дожидаться, пока он уедет в Магнитогорск? Да потому, что он им эту аппаратуру ни за какие деньги не дал бы. Потому что он точно знает, что они задумали пакостное и подсудное дело, и выставил бы их из своего дома взашей. Вот они к тебе и подкатились, к маленькому дурачку, а ты и купился.
– Да ладно вам пугать-то, – недоверчиво протянул Гущин-младший. – Что они, шпионы, что ли? Нормальные мужики.
– Ага, а то ты много шпионов видел. Они точно такие же, как мы, с виду вполне нормальные. Две руки, две ноги, одна голова. Впрочем, ты прав, они действительно не шпионы. Они гораздо хуже. Знаешь, что эти нормальные мужики сделали? Они сфотографировали моего хозяина во время одной секретной встречи. И теперь мой хозяин хочет узнать, кто это сделал. А у твоего брата Никиты из-за этого будут большие неприятности.
– Это почему? – повернулся ко мне Толик. – Не он же снимал. Его вообще сейчас в городе нет.
– Это ты моему хозяину объясняй, а не мне. Аппаратура чья? Никиты. Вот и весь сказ. И если ты мне сейчас не скажешь, кому ты ее давал, то будет считаться, что фотографировал твой брат. С ним мой хозяин и будет разбираться. Видишь, как все просто.
– Да откуда ж я знаю, кто они! – в отчаянии воскликнул Толик. – Я у них документы не спрашивал. Пришли, денег предложили… Ну я и дал. Чего такого-то?
– Вот так прямо с улицы пришли? – усомнился я. – Они же должны были откуда-то знать, что у Никиты есть аппаратура. Может, это его знакомые?
– Может. – Он пожал плечами. – Я их в первый раз видел.
– Они к вам домой приходили?
– Не, на улице подошли, когда мы с ребятами тусовались.
– И ребята их видели?
– Не, – он отрицательно мотнул головой. – Поймали меня одного, когда я за сигаретами бегал.
– Ну и какие они из себя? Сколько их было?
– Двое. Один вроде как постарше, пожилой уже. А другой примерно как Никита. А деньги теперь отдавать придется? А то я уже почти все истратил.
– Много денег-то дали? – поинтересовался я.
– Двести долларов рублями.
– И все уже истратил? Ну и темпы у тебя, Анатолий. Даже я живу скромнее.
Парнишка из бледного стал пунцовым. Видно, привык, что дома мать вечно ворчит по поводу отсутствия денег, и понимал, что тратит неожиданно свалившееся богатство непростительно глупо, но ничего не мог с собой поделать. Мнение компании для него дороже. В науке это называется «референтная группа». Да и как он объяснял бы матери, откуда у него такие деньги? Будь он поумнее да посильнее, он оставил бы этот без малого миллион на карманные расходы и перестал бы тянуть каждый день деньги у матери. Но Толик Гущин не был ни умным, ни сильным.
– И ты этих мужиков больше ни разу с тех пор не видел?
– Почему, видел.
– Где?
– Да здесь, на набережной. Здесь кого хочешь можно встретить. Прямо Бродвей.
– Когда ты их видел?
– Позавчера, что ли. Или вчера. Не помню точно.
– Они тебя узнали?
– Не-а. Они между собой разговаривали, а я их со спины видел.
– И что, ты их со спины узнал? Никогда не поверю, – убежденно сказал я, сам внутренне сжимаясь.
Если Толик не врет и он действительно узнал одного из них со спины, значит, есть четкая примета. Господи, хоть бы не промахнуться!
– Ну и не верьте. А я его точно узнал. Он ходит как аршин проглотил и поворачивается всем корпусом, будто деревянный.
– Инвалид, что ли?
– Ну… Вроде того. Не инвалид, а как будто покалеченный.
– Ты про которого говоришь? Про молодого или того, который постарше?
– Про пожилого.
– Сегодня их не видел здесь?
– Нет, сегодня не видел.
– Ладно, Анатолий. Поверю тебе на слово. А ты, если хочешь жить спокойно, прими совет: увидишь их еще раз – виду не подавай, что узнал. Сразу глаза в сторону и спиной поворачивайся. Понял? Твое счастье, если я их быстро найду. А уж если нет, придется братца твоего Никиту за жабры брать, пусть доложит, кому он про свою аппаратуру рассказывал.