Черный список
Шрифт:
– А с ними еще четвертый был, высокий такой, Владиком зовут, – раздался из темноты чей-то голос. – Они все время вместе ходили. Почему же его не увезли?
К этому моменту группа осталась у меня за спиной, и я с трудом преодолел мучительное искушение обернуться и посмотреть, кто же это у нас такой наблюдательный. Или любопытный не в меру? В любом случае, я был уверен, что он – не из числа сочувствующих. Это наблюдатель, поджидающий Стасова и надеющийся выцарапать из окружающих хоть какую-нибудь информацию о том, куда же я запропастился.
– А он с ними не кушал, – донесся до меня голос Веры Ильиничны. – Его вообще целый день не было, уехал куда-то.
У меня было такое чувство, будто мое сознание сжалось в крошечный комочек, болезненно пульсирующий, как обнаженный нерв в
– Саня, Сеня, скажите дяде Диме «спокойной ночи», и спать, – строго скомандовала Зоя, открывая дверь.
– Спокойной ночи! – хором проорали Старший и Младший.
Я даже нашел в себе силы улыбнуться. Соседи ушли к себе, а я уселся на пороге, вытянул ноги и закурил. Мятый комочек сознания постепенно расправлялся, принимая свой обычный размер и плавно заполняя пустоты в моей дурацкой башке. Итак, они отравили Таню, чтобы выманить меня. Круто же им приспичило меня найти, если они пошли на такое. Но в одном я мог быть уверен – отрава, которую они подсунули, была сильная, но не смертельная. В попытках убрать меня из города они делали все, кроме самого простого и радикального. Они пытались спровоцировать скандал, купить меня халявой, искалечить мою дочь, но они ни разу не покушались на меня. Почему? Ответ у меня был только один: они категорически не хотели убивать приезжего работника милиции. Фокус с «гражданкой, прописанной в Москве» или с «гражданином, утонувшим во время купания в нетрезвом виде» мог пройти с киношниками, но не пройдет со мной. А они категорически не хотят, чтобы в город приезжали чужие милиционеры. Именно поэтому они не могут убить и Таню, ведь она следователь, и случись что с ней, немедленно из Питера прилетят ее коллеги. Тем более что она прославилась, отдав под суд самого Алояна. А когда со следователем, сумевшим выкрутить руки такому крутому мафиози, что-нибудь случается, в первую очередь начинают проверять, уж не счеты ли с ним сводили. А вот банальное пищевое отравление – это безопасно. И в то же время достаточно серьезно, чтобы я, ломая ноги, кинулся в больницу ее проведать.
И если сказать честно, мне больше всего на свете как раз и хотелось кинуться туда. Даже при том, что я все понимал: меня выманивают из норы, меня поджидают. Я сам много раз заманивал в эту ловушку преступников и всякий раз удивлялся тому, что она срабатывает, хотя известна всем и каждому, как бородатый анекдот про Вовочку. Всем известна, а все ловятся. Феномен какой-то. Теперь же я испытывал этот феномен на собственной шкуре и уже ничему не удивлялся. Теперь я понимал, почему примитивная ловушка срабатывает. Потому что беспокойство за близкого тебе человека грызет тебя с такой силой, что ты просто забываешь и о своей безопасности, и обо всем остальном. Это беспокойство вонзается в тебя раскаленным железным прутом, и чья-то безжалостная рука дергает этот прут и поворачивает его у тебя внутри, и ты буквально теряешь рассудок и знаешь, что единственный способ прекратить мучения – пойти и увидеть своими глазами, что все в порядке.
Можно наплевать на опасность и пойти в больницу. Но если со мной что-нибудь случится, три человека окажутся совсем беззащитными. Три человека, одна из которых – молодая женщина Катя Иванникова, а двоих других я должен вычислить, чтобы попытаться спасти. И счет идет уже на секунды, беда может случиться в любой момент. Нужно во что бы то ни стало вычислить этих ничего не подозревающих людей и принять меры к их защите, потому что Тане я все равно ничем не помогу. Рядом с ней врачи, и они сделают все, что нужно, а от меня пользы все равно никакой.
Вместе с беспокойством за Таню меня терзало и ощущение собственного бессилия. Город маленький, и если местные политические лидеры вошли в тесный сговор с правоохранительными структурами, мне здесь вообще ловить нечего. Я – приезжий, живущий по липовым документам и имеющий оружие, на которое у меня нет разрешения. То есть разрешение, конечно, есть, но оно есть у подполковника Стасова, об этом написано прямо в его служебном удостоверении. А вот у Дмитрия Николаевича Галузо никакого разрешения нет. И если меня возьмут за жабры вместе со всей этой липой, то неприятностей у меня будет выше крыши. Одно дело, когда я на работе, тогда все мои выкрутасы называются оперативной комбинацией и проводятся только с ведома и разрешения начальства, по крайней мере, липовым паспортом пользоваться можно только с высочайшего соизволения. А когда я нахожусь в отпуске, предупредив руководство о своем увольнении на пенсию, то вести себя должен прилично и законопослушно. И между прочим, за паспорт Галузо голову отвернут не только мне, но и Игорьку Дивину, который его раздобыл.
Хотелось бы мне посмотреть на того мудака, который первым придумал историю об умном и честном сыщике, приезжающем в незнакомый город и в два счета разоблачающем осевшую в городе шайку преступников. Кто-то придумал эту байку про Робин Гуда, а другие ее подхватили и повторяют из книжки в книжку, из фильма в фильм. Ерунда это все. Какой бы ты ни был умный и честный, будь ты хоть олимпийским чемпионом по уму и честности, а заодно по карате и джиу-джитсу, в чужом городе ты никогда ничего не сделаешь в одиночку. Потому что самая главная сила – это знание, это информация, а вовсе не пистолет и не мускулатура. А в чужом городе, где все против тебя, где тебе никто не помогает и никто не приносит тебе на блюдечке эту самую информацию, ты никогда ни шиша не добьешься. А как только начнешь царапаться, тут же найдется повод возбудить против тебя уголовное дело и упрятать в камеру. Для этого вполне достаточно один раз дать кому-нибудь в морду или даже просто хранить оружие, не имея соответствующего разрешения, вот тебе и вся недолга.
Если уж пытаться что-то сделать на чужой враждебной территории, то нужно собирать информацию самому, по крупицам, заводя собственные знакомства и обрастая «источниками». Но для этого нужно быть или как можно более неприметным, рядовым и не привлекать к себе внимания, либо иметь хорошую надежную «крышу». Я же не соответствовал ни первому, ни второму условию, ибо с самого начала поперся во всей своей красе прямо в милицию и представился одному из ее руководителей. Теперь я уже знал, что это был заместитель начальника городского управления внутренних дел, курирующий оперативно-розыскную деятельность, или, если короче, зам по розыску. Если же судить по поступающим в Москву сводкам о каких-то гражданах, неизвестно почему умирающих или утопающих в этом славном городе, то и руководитель, курирующий дежурную часть, не остался в стороне от дележа будущих прибылей от смены власти. Так что бежать в милицию с криками о возможной опасности для неизвестно каких участников кинофестиваля было бы равносильно попытке голыми руками остановить танк.
Сидя в тупом оцепенении на пороге своей сарайной конуры, я пришел к неутешительному выводу о полной бесперспективности потуг на разоблачение странного конгломерата городских властей, игорно-наркотической мафии и ветеранов вкупе с подростками. А то, что подростки играли в эту игру весьма активно, было уже понятно. И дело не только в мускулистом Лехе или в тех, чьи лица запечатлела беспристрастная камера Вернигоры. Я отчетливо вспомнил трех подростков, которые шли по темной ночной улице следом за нами, когда мы с Татьяной возвращались домой после того, как была убита Люся Довжук. Тогда мы остановились и стали целоваться, и ребятам не осталось ничего другого, как пройти мимо. В тот раз я ничего такого не заподозрил, а ведь мы с Таней всю дорогу разговаривали об убийствах и о кассете Вернигоры. А они шли сзади и слушали? Похоже, что так.
Я должен найти ту деталь, которая объединяет Ольгу Доренко, Людмилу Довжук, Олега Юшкевича, Виктора Бабаяна и пока еще живую Екатерину Иванникову. Я должен ее найти, чтобы вычислить остальных из страшного «черного списка», и постараться им помочь. И сделать это я должен быстро. Забыть о лежащей на больничной койке Тане, которую сейчас наверняка терзают мучительными процедурами, и полностью переключиться на таинственный список. Это единственное толковое и полезное, что я еще могу сделать в этом закупленном кем-то на корню теплом южном курортном городе.