Чертово болото. Она и он (сборник)

Санд Жорж

– Что же это вы не приглашаете мою дочь на танцы? – спросил Леонар, хлопая его по плечу. – Что-то уж очень вы робкий!

– Я не танцую с тех пор, как похоронил жену, – ответил Жермен.

– Ну что ж, коли теперь вы другую собрались взять, с трауром уж покончено – и в одежде и в сердце.

– Ну, это еще как сказать, дядюшка Леонар; к тому же стар я, танцы уже не доставляют мне удовольствия.

– Послушайте, – сказал Леонар, уводя его в сторону, – стоило вам войти ко мне в дом и увидеть, что вы не единственный, кто добивается руки моей дочери, и вот вы уже недовольны; вы, верно, человек очень гордый; только рассудите сами, дорогой, это же не умно. Дочь моя привыкла, чтобы за ней ухаживали, особенно эти два года, когда она перестала носить траур. В самом деле, не ей же с вами первой заигрывать.

– Так ваша дочь уже два года как ищет себе жениха и никого еще не выбрала? – спросил Жермен.

– Она не торопится, и она права. Хоть она и бойка на вид и вы можете решить, что она особенно не задумывается над жизнью, будьте спокойны, это женщина очень умная и отлично знает, что делает.

– По мне, так нет, – простодушно сказал Жермен, – за ней волочатся трое мужчин, и если бы она знала, что делает, то по меньшей мере двоих из них она сочла бы лишними и попросила бы больше не приходить к ней.

– Но почему? Ничего-то вы не понимаете, Жермен. Она не хочет выходить ни за старика, ни за кривого, ни за молодого, я в этом вполне уверен; только ежели она их прогонит, то люди могут подумать, что она решила остаться вдовой, и тогда больше никто не станет за ней ухаживать.

– Ах, вот оно что, выходит, они у вас вроде вывески!

– Вот именно, а что, скажите, в этом плохого, ежели им это нравится?

– У каждого свой вкус, – сказал Жермен.

– Вижу, что вам это совсем не по вкусу. Только послушайте, можно ведь договориться; предположим, что выберут вас, можно ведь будет освободить вам место.

– Да, предположим! А до тех пор, пока мы это не узнаем, сколько времени надо будет держать нос по ветру?

– Ну, это, уж верно, будет зависеть от вас, как вы сумеете уговорить ее и убедить. Пока что дочь моя отлично понимает, что лучшее время в ее жизни то, когда за ней будут ухаживать, и она не торопится сделаться служанкой одного мужчины, коль скоро может распоряжаться несколькими. Вот почему, пока ей по вкусу эта игра, она вольна себя тешить ею, но случись, что вы понравитесь ей больше, чем все ухаживания остальных, игре придет конец. Не надо только теряться. Приезжайте к нам каждое воскресенье, приглашайте ее танцевать, дайте понять, что вы вместе с остальными домогаетесь ее руки, и ежели вас сочтут более обходительным и более воспитанным, нежели другие, в один прекрасный день вам это, разумеется, скажут.

– Извините, дядюшка Леонар, дочь ваша может поступать, как ей заблагорассудится, и не мне ее осуждать. На ее месте я поступил бы иначе, я не стал бы лукавить и не заставлял бы людей тратить попусту время: они, без сомнения, нашли бы, как его лучше употребить, вместо того чтобы увиваться за женщиной, которая потешается над ними. Но в конце концов, коль скоро для нее это развлечение и ей это нравится, то какое мне до этого дело! Надо только сказать вам одну вещь, а мне это не очень легко сделать после нашего разговора, вы ведь с самого начала неверно истолковали мои намерения и даже не дали мне время ответить: получилось, что вы верите в то, чего на самом деле нет. Так знайте, что явился я сюда вовсе не для того, чтобы попросить вас выдать за меня дочь, а для того, чтобы купить у вас пару быков, тех, что вы собрались вести на ярмарку на будущей неделе; тестю моему как раз такие нужны.

– Понимаю, Жермен, – ответил Леонар совершенно спокойно, – вы передумали, как только увидели мою дочь и ее кавалеров. Что ж, как вам угодно. Натуры у людей разные, и вы вправе уехать, тем более что и разговора об этом не заводили. Коли вы серьезно решили купить моих быков, пойдите на пастбище, там вы их и посмотрите. Мы все обговорим, а уж купите вы их или нет, вы все равно перед тем, как ехать домой, пообедаете с нами.

– Я не хочу причинять вам беспокойство, – ответил Жермен, – у вас, может быть, есть дела, а мне что-то скучно глядеть на эти танцы и ничего не делать. Пойду-ка я погляжу быков, а потом еще зайду к вам.

Жермен незаметно ушел и направился на луга, которые издали показал ему Леонар и где действительно паслись быки. Тестю его и в самом деле были нужны быки, и Жермен подумал, что, если ему удастся купить хорошую пару по сходной цене, дед Морис скорее простит его за то, что он самовольно отступил от поставленной цели.

Он пошел быстрыми шагами и вскоре оказался неподалеку от Ормо. Тут ему захотелось пойти поцеловать сына и даже увидеть маленькую Мари, хоть он и потерял всякую надежду, что она составит его счастье, и окончательно прогнал эту мысль. Все, что он только что видел и слышал, – пустая кокетка, ее отец, хитрый и в то же время тупой, который поощрял тщеславие дочери и ее непозволительные повадки, городская роскошь, которая, как ему показалось, развращает деревенские нравы, – время, потерянное за праздною, пустою болтовней, обстановка, совсем непохожая на то, что он видел у себя дома, и прежде всего то чувство глубокой отчужденности, которое охватывает крестьянина, когда ему приходится поступаться своими привычками, скука и смущение, которые он испытывал уже в течение нескольких часов, – все это возбудило в Жермене желание вновь очутиться в обществе сына и своей маленькой соседки. Даже если бы он и не был влюблен в нее, ему все равно хотелось бы быть с нею, чтобы отвлечься от виденного и вернуть себе душевный покой.

Только напрасно вглядывался он в окрестные луга, он нигде не видел ни маленькой Мари, ни Пьера, а ведь это были часы, когда пастухи обычно пасут стада. На невспаханном поле паслось большое стадо; он спросил у мальчишки пастуха, откуда эти бараны, не с фермы ли, что в Ормо.

– Да, оттуда, – ответил мальчик.

– Это ты их, что ли, пасешь? Неужто у вас при мызе пастухами мальчишки?

– Да нет, я только сегодня пасу, пастушка-то наша ушла, заболела.

– Но у вас же теперь новая есть, та, что сегодня нанялась?

– Есть, да только та тоже ушла.

– Как так ушла? Разве с ней не было мальчугана?

– Да, был мальчонка, все плакал. Оба они часа два побыли и ушли.

– Ушли? Куда же?

– Да вроде бы туда же, откуда пришли. Я не спрашивал.

– Но почему же это они ушли? – спросил Жермен, все больше тревожась.

– А я почем знаю.

– Выходит, не столковались насчет жалованья? Но ведь у них же раньше уговор был.

– Ничего вам не могу сказать. Видел, как ушли, вот и все.

Жермен направился на ферму и стал расспрашивать работников. Никто не мог ничего толком сказать, ясно было одно: после разговора с хозяином девушка ушла, ничего не сказав, и увела с собой ребенка, который плакал.

– Обидели моего сына! – вскричал Жермен; глаза его загорелись.

– Так это ваш сын? Как же он с этой девчонкой оказался? Откуда вы, и звать-то вас как?

Видя, что, по обычаю этих мест, на вопрос отвечают другими вопросами, Жермен в нетерпении топнул ногой и попросил позвать хозяина.