Чешские юмористические повести
Шрифт:
Тогда-то он и охнул в первый раз от боли в правой руке, старавшейся повыше почесать между лопатками. Мнение его о святом Флориане, как мы знаем, с самого начала не слишком лестное, отнюдь не изменилось к лучшему. Дядюшка Ировец по-прежнему считал себя куда сметливей.
Вервие от погоды приказало долго жить, но почетным цапартицким гражданином Ировец остался. И еще кое-что осталось дядюшке — магнит, оказавшийся столь притягательным для Грознаты, а именно — сберегательные книжки. Сумма, в них значившаяся, была так велика, что Ировец позволял себе подумать о ней лишь темной ночью, с закрытыми глазами, да еще спрятав голову под подушку.
Застраховав
Участь вчерашнего любимца публики его нисколько не тяготила. То, что граф взял слово назад, было для Барушки великим счастьем — ведь не прошло и года, как его, словно ребенка, начали возить в коляске! Куда больше Ировца заботило, не потребуют ли возврата денег пивовары, заблаговременно заказавшие у него морозы, чтобы иметь вдоволь льда. Плут не только взял денежки вперед, но и ни одному из них не сказал, что ему за это уже заплачено, и ежели он кому-то дал обещание, то поневоле угодит и всем прочим.
Что произошло с третьим женихом Барушки — учителем Глупкой — так и осталось загадкой. После подпорченного зборжовского празднества он вновь объявился среди живых и безотлагательно принялся за выполнение своих обязанностей. Говорят, директор гимназии уединился с ним для конфиденциальной беседы и был весьма строг, но содержания ее так никто и не узнал. Слух, будто все это время Глупка был заперт в сарае для щетинистых и хрюкающих млекопитающих, что стоит во дворе у Бурешей в Спаневицах, не имеет под собой никакой реальной основы и, несомненно, возник из весьма сомнительной предпосылки — исходившего от его одежды пронзительного запаха, напоминающего вонь грязного свинарника. Учитель об этом, конечно, и словечком не обмолвился, храня по поводу своего загадочного отсутствия упорное молчание. С уверенностью можно лишь утверждать, что с тех пор он обходил Барушку за три мили и даже думать о ней забыл, поскольку на такие вещи у него теперь вообще нет времени. Ведь он основывает в Цапартицах литературное общество! Сам Глупка посвятил себя литературной критике, преимущественно уделяя внимание богатым плодам чешской беллетристики, что, как хорошо известно, представляет собой благодатное поле деятельности для пытливых и усердных учителей средней школы.
Особенно охотно мы сообщили бы что-нибудь более определенное об отношениях молодого Буреша и Барушки Ировцевой. Но, увы, к моменту сдачи в набор сих строк еще нельзя было с достоверностью сказать, продвинулось ли их сближение настолько, чтобы появилась надежда на окончательное примирение пред божьим алтарем. Если нечто подобное произойдет в ближайшем будущем, мы не преминем сообщить об этом на страницах «Шванды-волынщика», хотя бы в разделе «Нам пишут».
К сожалению, надеяться на такой исход трудно, ибо вражда между обоими «первыми» мужами округа стала еще непримиримее, чем когда-либо.
Дело в том, что Буреша пусть незначительным, но все же решающим большинством голосов избрали депутатом земского сейма от округов Цапартицкого и Нудломнестецкого.
И выбор был сделан правильно.
Буреш доказал это первым же своим деянием на новом поприще, подав фундаментально обоснованную интерпелляцию с требованием не только снять с Цапартицкого и Нудломнестецкого округов все налоги, но также предоставить им солидную государственную субсидию в связи с ущербом, понесенным 27 сентября 189… года.
Сообщение о победе Буреша на выборах опубликовал воскресший «Гонец из Цапартиц», сопроводив его язвительной статьей, заголовок которой гласил:
«Конец
Я. Гашек
СЧАСТЛИВЫЙ ОЧАГ
Перевод Т. Карской
Каждые две недели редакция так и сыплет полезными советами и наставлениями, создавая вокруг атмосферу счастья. Что же касается меня, я готов плакать навзрыд.
Спустя неделю после свадьбы, жена открыла мне свою самую сокровенную тайну: она выписывает «Счастливый очаг».
— И только что пришел свежий номер. Сколько там полезных советов! Вот увидишь, как мы выгадаем, если будем им следовать.
Придя со службы, я заметил дома какое-то необычное оживление. Жена встретила меня с сияющими от счастья глазами.
— Все, все получилось! — вскричала она и, взяв меня за руку, повела в кухню.
— Сделано в точности по «Счастливому очагу»: я обдала бразильские орехи кипятком и оставила их в нем на четверть часа — теперь ядра легко отделяются от скорлупы.
Она так радовалась этому.
— Но, дорогая, для чего тебе понадобились бразильские орехи? — удивился я.— Кто их будет есть? Зачем они нам?
— Вот глупенький! — укоризненно покачала она головой.— Здесь же черным по белому написано: «Бразильские орехи следует обдать крутым кипятком. Можно также в продолжение пяти-шести дней вымачивать их в сырой воде». Ну, а теперь идем дальше: ты убедишься, что без тебя твоя жена отнюдь не бездельничает.
В спальне пахло камфарой.
— «Счастливый очаг» рекомендует протирать кровати камфарным маслом, и я это сделала,— сказала жена.
Я увидел, что наши светлые, из кленового дерева кровати в результате означенной процедуры заметно потемнели.
— Но ведь они теперь черные,— пробовал возразить я.
— Это ничего не значит! — нежно проворковала она.— В «Счастливом очаге» есть специальный отдел «Наша приемная», где можно получить ответ на любой вопрос. Я спрошу, как исправить мебель, если она потемнела. Сегодня мне уже ответили на мой вопрос о происхождении обручальных колец. Вот он: «Кольца служили древним людям для прикрытия обнаженных частей тела гораздо раньше, чем одежда…»
Я так и рухнул на кушетку.
Между тем моя милая женушка не теряла времени даром. Следуя наставлениям из последнего номера, она пыталась при помощи воска и соли снять с утюга ржавчину, которой там вовсе не было. После того окунула мои ботинки в керосин, чтобы они стали мягче, облила себе руки чернилами, намереваясь свести их виноградным соком, и послала служанку за красным вином, дабы проверить: исчезнут ли винные пятна, если залитую вином вещь намочить на ночь в кислом молоке, а утром выстирать обычным способом. Когда красное вино принесли, неутомимая труженица вылила его на мою белую сорочку и бросила ее в таз с простоквашей.