Честь Белого Волка

Белянин Андрей Олегович

Центурион опустил морду и, жадно принюхиваясь, уверенно пошёл по коридору вперёд. Я без малейших сомнений ослабил поводья, полностью вверяя ему свою жизнь. Во-первых, он явно лучше видит дорогу, а во-вторых, бежать и отступать всё равно некуда, и в-третьих, я же не идиот оставаться здесь один-одинёшенек? По факту даже умирать в компании веселее. Викинги неоднократно это доказывали.

Высота потолка позволяла мне растянуться на спине Центуриона, а он сам шёл вперёд, отлично ориентируясь в темноте и чутко принюхиваясь ко всем запахам. Я абсолютно доверял ему,

ибо эта четвероногая скотина могла быть капризной, вредной, обидчивой, сонной, не в настроении, то есть всякой, но... никогда неблагодарной!

Чёрный конь всегда помнил, чем по большому счёту он мне обязан, и вёл себя соответственно. Почти всегда. Исключая те редкие случаи, когда был чрезмерно занят своей книгой и весь окружающий мир его попросту не интересовал. А сейчас чёрный жеребец со всей возможной осторожностью вёз меня по широкому, практически не освещённому проходу куда-то вниз.

— Помнится, в прошлый раз мы так же блуждали подземными коридорами, — на ходу бормотал мой многофунк­цио­наль­ный конь. — Правда, тогда мы бегали от карликов, но сейчас тут цвергами и не пахнет. Кстати, жаль. Я почти привык к этим маленьким греховодникам. Или пакостникам. Или как бы их ещё так обозвать в литературной питерской манере?

Я даже не спрашивал, с чего он это взял. Наверное, за всё то время, пока меня трепала горячка, Хельга тайком проносила ему в конюшню не только книги, но ещё и аудиозапи­си на современном носителе. Дисциплина рухнула в пыль, устав службы повержен, все правила развеяны в прах, вот только не надо меня уверять, что именно так пробивает себе дорогу всё новое и прогрессивное.

— Ставр, там что-то блестит, — резко тормознул Центурион, настороженно втягивая ноздрями холодный воздух.

Я пригляделся, мрак был уже не так глубок, мне казалось, что откуда-то издалека лился призрачный свет. Получается, мы куда-то доехали. Мороз стал совсем лютым, или меня знобило, да и какая разница, понятно же, что под землёй должно быть холоднее, чем на поверхности. Я толкнул пятками коня.

Центурион стоял насмерть, как легионы Рима.

— Не-э, сам иди.

— В смысле?

— Запахи пропали, — нервно фыркнул чёрный гигант лошадиного племени. — Там нет ни Ребекки, ни твоего родственника Эда, ни Даны, ни даже рыдающей курицы, никого. Тебе не кажется это странным?

Я тяжело, с хрипом выдохнул, сползая с седла.

— Друг мой непарнокопытный...

— Ты хрипишь. Болезнь ещё не отпустила?

— Не важно. — Я постучал себя кулаком в грудь. — Сейчас мне гораздо интереснее, что у нас там впереди. Раз уж нас сюда непонятно какой египетской силой занесло, то неужели повернём назад из-за каких-то запахов?

— Которых нет!

— Тем более. Ты со мной?

— Угу, нашёл дурака.

— Значит, позади меня?

— Естественно, — подтвердил он. — Когда я тебя бросал?

Это верно. При всех выше озвученных минусах его непростого характера в любом бою этот философствующий зануда вставал за меня горой!

Скорее Грани расплавились бы под напором лучей весеннего солнышка, чем Центурион бросил своего всадника, господина и друга. Поэтому мы на миг стукнулись лбами, я положил ладонь на рукоять меча и храбро пошёл вперёд, а мой верный конь дышал ячменным теплом мне в затылок.

Сияние приближалось. Через сотню метров из-за поворота открылся вход в большую пещеру с высоким полусводчатым потолком явно не природного, а искусственного происхождения. Пол был выложен чёрными плитами, на первый взгляд из полированного гранита. Но нет, судя по характерному звону под каблуком, это скорее лёд. Только чёрный как смоль и твёрдый как камень.

Свет лился со стен, бледно-голубой, но довольно яркий, и в его сиянии чётко читалась жутковатая картина. Совершено голый, очень красивый мужчина лежит лицом вверх на чёрном камне, испещрённом красными древнескандинавскими рунами. Его руки и ноги скованы белым металлом, возможно, серебром или полированной сталью.

Над ним, словно изваяние, нависает медная змея, с языка которой что-то капает. Черноволосая женщина в простых одеждах держит в руках каменную чашу, стараясь ловить эти капли, чтоб они не попали на тело несчаст­но­го.

Я знал, кто он. Не это меня удивило.

— Дана?

Она медленно обернулась и кивнула мне.

— Мы ждали тебя, Ставр. Мой Повелитель хочет говорить с тобой.

— По-моему, это чистой воды провокация, — тихо проворчал Центурион за моей спиной, но его услышали. — Предлагаю быстренько сбежать.

— Вы не уйдёте, пока этого не пожелает Повелитель, — спокойно откликнулась Дана.

Чаша с ядом наполнилась, она отвернулась, чтобы выплеснуть её, и в этот момент одна капля упала на голую грудь распятого. Ужасный крик взлетел под своды пещеры. Мужчина повернул ко мне порочно красивое лицо венецианской лепки...

— Боги всегда были искусны в пытках. Я вижу, ты узнаёшь меня, Белый Волк.

— Я видел, как тебя убили, Локи, — подтвердил я, чувствуя, как холодеет спина. — Ты погиб в бою с родным братом, хранителем радужного моста.

— Ох, не надо фальшивых сантиментов, — поморщился древний бог. — Я никогда не был принят асами в семью. Они терпели меня за общим столом лишь потому, что я разгребал за них все грязные делишки. А когда мне лишь раз взбрело в голову высказать им всю правду в лицо, Один тут же засунул меня сюда, в Ледяной ад, где я должен был провести вечность. Ты представляешь себе вечность, смертный? Знаешь, что может быть хуже? Лишь монотонное однообразие мук, на которые ты обречён чужой волей.

— Я не судья ни тебе, ни им.

— О да, ты ведь всего лишь случайный любовник моей обаятельной дочки! Кто же посмеет отказать в поцелуе самой Смерти. Ну и как она в постели?

— Хель — благородная женщина, и она взяла меня в мужья, заключив законный брак. Мы давно не вместе, но для всех я муж Хель, а не её любовник.

— Ты смеешь спорить с Повелителем?! — гневно обернулась дампир, но в этот момент капля яда скользнула мимо чаши, и вопль Локи вновь заполнил пещеру.

Пока Дана лепетала сбивчивые извинения, страдающий бог продолжил свои речи: