Честь Джека Абсолюта
Шрифт:
Джек, быстро отпрыгнув назад, перехватил кий, как шпагу, и направил его в сторону человека, который меж тем невозмутимо забавлялся с попавшей к нему в руку добычей. Подбрасывал и ловил, подбрасывал и ловил.
Кий Абсолюта-младшего был нацелен прямо на старшего Абсолюта.
Глава одиннадцатая
ОТЦОВСКАЯ ЛЮБОВЬ
Потрясение Джека было таким, что он даже и заикаться не мог: изо рта его исходило лишь некое подобие змеиного шипения.
— Ну что, сынок?
Сэр Джеймс наклонился и пустил шар по столу. Он покатился, свалился в лузу.
— Нечего сказать? Потерял дар речи?
— Э-э… — выдавил из себя Джек.
Удивить его сильней было бы невозможно.
Ведь не далее как сегодняшним утром он получил известие, что отец находится за тысячу миль от него.
— О, ты, я гляжу, уже распорядился подать мне пива. — Сэр Джеймс указал на кружку, с которой появился слуга. — Очень вовремя. С твоего разрешения, я утолю жажду.
За то короткое время, которое потребовалось его отцу, чтобы осушить кружку, к Джеку вернулась способность говорить. По крайней мере, обращаясь к прислуге.
— Э… еще два пива, пожалуйста.
— Ха, — промолвил отец, причмокнув губами. — Дорога гонит влагу из человека. А добрый английский эль возвращает ее нам быстрей, чем любой ганноверский лагер, какими я пробавлялся весь последний год.
Он запрокинул кружку, пытаясь выцедить из нее последнюю каплю.
— Когда… как…
— Как я тебя нашел? — хмыкнул сэр Джеймс. — Твое письмо в Абсолют-хаус имело обратный адрес. Я приехал по этому адресу в Бат, а наш земляк, который работает по соседству, любезно сообщил, что во второй половине дня тебя всегда можно отыскать здесь.
Он нахмурился.
— Всегда. Именно так он и выразился. Я потратил чертову уйму денег на твое обучение в Вестминстере, купил тебе патент в одном из лучших полков, и все, значит, для того, чтобы ты стал… э… э… завсегдатаем второсортных бильярдных.
Последнее было произнесено таким суровым тоном и сопровождалось таким возмущенным взглядом, что Джеку не оставалось ничего другого, кроме как виновато потупиться, хотя ситуация вызвала в нем внутреннюю улыбку. Он не видел отца почти два года и с тех пор участвовал в трех сражениях, двух на суше и одном на море, провел, питаясь в основном медвежатиной, зиму в пещере, вынес рабство, убивал людей, любил женщин… а его снова отчитывают за неподобающее поведение, словно нашкодившего школяра.
— Может быть, нам лучше перебраться отсюда куда-нибудь, сэр?
— Нет. Эль заказан. Так что я его выпью.
Отец уселся, как заметил Джек, тяжело. Что раньше не было ему свойственно, и не одно только это. Теперь, присмотревшись к нему повнимательней, юноша не мог не подивиться его одеянию. Сэр Джеймс любил принарядиться еще больше, чем сын, и располагал средствами, позволявшими ему всегда иметь изысканный вид. Однако сейчас торс отца облегал кожаный неприглядный сюртук, какие обычно носят кучера да возничие, а из-под протертого до дыр жилета высовывалась залатанная рубаха. Серые фланелевые брюки были заправлены в просившие каши сапоги для верховой езды. И все это великолепие покрывала неизменно сопутствующая всем летним поездкам по Англии густая дорожная пыль. Она, словно пудра на личике старящейся красотки, слоями лежала на челе сэра Джеймса, щедро припорошив расходившиеся от внушительного фамильного носа Абсолютов кустистые черные брови. Впрочем, тяжелых багровых мешков под глазами скрыть было не дано даже ей.
«Он устал, — подумал Джек. — Таким измотанным я никогда еще его не видел».
Подали эль, и отец единым духом осушил половину пинты. Джек сделал маленький глоток, выжидая. Ясно ведь, что родитель проделал такой длинный путь явно не для того, чтобы пить пиво и упрекать сына по мелочам.
— Матушка? Она…
Старший Абсолют отмахнулся.
— Не дергайся, парень, с ней все в порядке. Ждет в Ганновере. Где-то у меня тут письмо. — Он похлопал себя по сюртуку, подняв облако пыли. — Для тебя, хотя тогда у нас с ней еще не имелось известий, вернулся ты из-за морей или нет. Леди Джейн сильно закручинилась в Лондоне, после того как мы с тобой оба уехали от нее, а ты сам, небось, знаешь, — на его губах появилась улыбка, — что твоя мать не из тех, кому можно просто велеть сидеть на месте и ждать. Но даже она при своем неуемном характере согласилась с тем, что съездить в Англию по неотложным делам и опять вернуться на континент мне одному будет сподручнее.
— Так ты снова отправишься на войну? Но ведь она скоро закончится, разве не так?
— Скажи это лягушатникам, сын. Похоже, они никак не желают признать, что их побили.
Улыбка исчезла.
— Так или иначе, я кое-что тут предпринял, тайно встретился в Лондоне с кое-какими людьми при дворе и в правительстве. По всей видимости, мои враги вознамерились добиться акта об изгнании всей нашей семьи из страны за государственную измену. Я вроде несколько опередил их… но, пожалуй, лишь на какое-то время.
— Этой секретностью объясняется и твой вид, как я полагаю?
— Мой вид?
Отец посмотрел на себя, потом, скривившись, опять похлопал по сюртуку, подняв еще больше пыли.
— Действительно, с юридической точки зрения я все еще преступник, подлежащий аресту. Так что отрепье — это… необходимая маскировка.
Он смерил сына взглядом и скривился еще пуще.
— Ну ладно я. А чем ты объяснишь свою плачевную неприглядность?
Теперь настал черед Джека посмотреть на себя и наморщить нос.
— Это? — Он подергал полу своего вылинявшего мундира. — Это тоже своеобразная маскировка.
Абсолюты переглянулись и обменялись понимающими улыбками. Потом сэр Джеймс покачал головой и продолжил:
— На этой войне я заново неустанно создаю себе репутацию безупречного кавалерийского командира, которая однажды должна стереть память о том, что я убил лорда Мельбурн. Между прочим, — кивнул он сыну, — убил по твоей милости, если ты помнишь.
— Я прекрасно помню об этом, сэр. И делаю все, что в моих силах, чтобы упрочить честь нашего рода. Я… я только о том и думаю, как… как наилучшим образом выправить положение.