Честь и долг
Шрифт:
Наконец стоявшие рядом с аркой люди услышали, как работница сказала:
— Проклятая кислота действует. Все в горле першит… — Потом она выпрямилась и громко, ясно бросила свои слова обличения: — До каких пор молчать будем?! Эта война хуже кислоты жжет внутри! Детям есть нечего! До хлеба не достояться! Вчера мне удача выпала — на бойне выпросила костей и требухи. Суп-то с них наваристый вышел, только в горло его еле пропихнешь. А мясо кто ест? Господа в бобрах и енотах? Почему хлеба нет?
Ее угловатая фигура вся напряглась, и женщина во всю силу своего громкого от природы голоса сорвалась на крик:
— Мужчины! Почему молчите?! Все равно пропадать!..
Приступ кашля от непривычного напряжения снова охватил ее, и она спустилась в толпу, бросив туда предварительно листок — письмо с фронта от мужа. Листок пошел по рукам, но разобрать, что там написано, было почти невозможно — так густо строки были замазаны черной цензурной краской.
В толпе раздались голоса: "На Невский!", "Хлеба требовать", "Долой войну! Нам мира надо!"
Появились красные флаги, зазвучали революционные песни. Женщины отбирали флаги у мужчин: "Наш праздник! Нам нести!"
Слух о том, что путиловцы пошли на Невский, мгновенно разлетелся по всему Петрограду. На Выборгской стороне, в десятке верст от Нарвской, еще утром толпы бастующих рабочих пытались прорваться на Невский, но отошли, стиснутые полицейскими кордонами. На Сампсониевском и Безбородкинском проспектах рабочие остановили трамвайное движение. Центром событий стала здесь площадь Финляндского вокзала. Ораторы выступали с крыш трамвайных вагонов, с афишных тумб. Не только большевики, но даже оборонцы-гвоздевцы и эсеры выступали против войны и самодержавия.
На Полюстровской набережной сбили с ног и разоружили полицейского надзирателя, угрожавшего толпе револьвером; отбирали оружие у одиночных полицейских и в других концах Петрограда.
Мосты через Неву прочно захватила полиция. Поток демонстрантов разбился на струйки черных ручейков, которые потекли по льду реки. К четырем часам дня, уже в сумерках, выборжцы запрудили Литейный и Суворовский проспекты, митинговали, пели революционные песни, кричали лозунги против войны и голода. В шесть они соединились с путиловцами и сообща остановили завод «Арсенал» на Литейном. Арсенальцы присоединились к демонстрации.
Петроградский градоначальник Балк, узнав о колоннах и толпах рабочих, идущих на Невский и Литейный, бросил крупные силы полиции и казаков в центр города. Но Протопопов и Балк видели в народных волнениях лишь тень голодного бунта. Армейские силы не были задействованы.
Конной полиции и казакам потребовалось более часа, чтобы очистить Невский и Литейный от митингов и «сборищ». Сам министр внутренних дел Протопопов пожелал в конце дня убедиться, что демонстрантов разогнали и центр города умиротворен. Подали автомобиль, прокатились по центру столицы. Из окон авто господин министр лично убедился, что порядок восстановлен. В Могилев пошла шифрованная телеграмма, что забастовало девяносто тысяч рабочих, на улицах появились красные знамена. Причина демонстрации недостаток хлеба. Но на самом деле муки в городе достаточно, хотя булочники неведомо почему сократили выпечку хлеба. И на крупных заводах имеются свои харчевные лавочки, а бегут на улицу требовать продовольствия.
В Могилеве, куда он уже приехал, царь никак не отреагировал на тревожные вести.
Новая деревня, Головин переулок. Округа в высшей степени грязная, о столице ничто не напоминает: маленькие приземистые избушки, заснеженные огороды, зимние скелеты деревьев. Через сугробы протоптаны тропинки-ущелья. Городового в его черной форме видно за версту. В маленьком домике — тесная и душная квартира рабочего Александрова. Хозяин — крепкий большевик, член Петербургского комитета нового состава. Несмотря на угрозу его большой семье, уже много лет держал свой дом как конспиративный центр Русского Бюро и ПК.
Сегодня сюда целый день стекались к дежурному члену ПК Ивану Чугурину сведения о всех митингах и демонстрациях. Здесь, когда поздний вечер погасил огни в окнах других домов, появились члены Русского Бюро и ПК, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Кроме Александрова и Чугурина, за простым дощатым столом у русской печи собрались Шляпников, Залуцкий, Скороходов, Шутко, Павлов, Алексеев — от «Феникса», Антюхин — от "Нового Лесснера", Свешников — от "Старого Лесснера", Нарчук — от «Эриксона» и Ефимов — от "Старого Парвиайнена". Чтобы не разорять хозяина, грелись чаем без сахара. Говорили громко, не таясь, как прежде, от возбуждения жестикулировали в тесноте каморки.
Приняли к сведению сообщение дежурного, который, хотя и не смог сделать точного подсчета демонстрантов и бастующих, примерно вычислил, что стачечников — более ста тысяч по всему Петрограду, демонстрантов на Невском — не менее сорока тысяч.
Пришли к выводу, что размах событий шире, чем ожидалось, чем 14 февраля. Но Шляпникова насторожило, что в демонстрации было много гвоздевцев, эсеров, просто любопытствующих обывателей. Решили опираться только на своих рабочих — а это большинство. Скороходову дали поручение держать связь Русского Бюро и ПК с Петроградским райкомом, Павлову — с Василеостровским райкомом.
На другом конце города почти одновременно заседал Нарвский районный комитет. Главный вопрос здесь был: как снять с работы три тысячи солдат, стоявших весь вчерашний день у станков? Горячие головы выдвигали фантастические проекты, вплоть до взрыва электростанции. Постановили: электростанцию не взрывать, направить в солдатскую массу солдат — членов большевистской партии. Попытаться «снять» солдат вместе с их оружием на всякий пожарный случай — вдруг вспыхнет настоящая стрельба.
Слово «революция» еще не произнесено, но стихия уже обретала четкие организационные рамки.
44. Петроград, 24 февраля 1917 года
Ранним утром полицейские наблюдатели поспешили послать в департамент полиции успокоительные сообщения: во всех рабочих районах к воротам заводов и фабрик потянулись цепочки людей. Но спустя полчаса последовали тревожные донесения. Рабочие приходили на свои предприятия, но к работе не приступали, оставались, как правило, во дворах и митинговали.
Большевистские агитаторы работали вовсю. Ораторы на заводских митингах звали на улицу, призывали идти на Невский — традиционное место политических манифестаций.