Честь и мужество. Рассказы о милиции
Шрифт:
12 часов 20 минут. Тревожное сообщение: «Потеряли! В квартире никого нет! Удрали другим ходом, через парикмахерскую. На попутной машине удалились в сторону Волги».
Именно в эту минуту подполковник не выдержал, закурил. Хоть и крепился он уже два года.
Их обнаружили минут через тридцать в ресторане «Волга». Обнаружили, несмотря на то, что Женька и Семен старательно путали следы: из машины пересели на трамвай, потом — на троллейбус и, наконец, по Ярмарочному спуску пошли пешком. И вот что любопытно: оба они нимало не подозревали ни об установленной за
Оставшись у входа в полупустой зал ресторана, Владимир Земсков в упор смотрел на столик в дальнем углу, у окна. Потом медленно поднял руку и многозначительно поманил пальцем испуганно уставившегося на него Каждая.
Расплескав коньяк, Женька торопливо поднялся и нерешительно двинулся к выходу. Семен бросил на него быстрый взгляд и согнулся над столом, пряча руки под низко спустившийся край скатерти. Два сотрудника ОБХСС из группы Земскова быстро подсели к Семену, один из них что-то тихонько сказал ему на ухо. Женькин кивнул, встал и пошел следом за ним, а второй сотрудник принялся тщательно осматривать стол.
…В 13 часов 30 минут в здании УВД началась беседа с шофером Е. М. Каждаем и зубным техником С. А. Женькиным, подозреваемыми в незаконной скупке и перепродаже промышленного золота.
Земсков начал разговор издалека: с аварии, происшедшей на Московском шоссе месяца два назад. От Владимира не укрылось, что при слове «авария» в глазах Каждая промелькнули радость и облегчение. Едва выслушав старшего лейтенанта, он почти весело стал отпираться, клялся, что был в ту пору на ремонте, слыхом не слыхивал и так далее.
В это время подполковник Булушев вел неторопливую беседу с Семеном Женькиным, осторожно нащупывая подходы к щекотливой «золотой» теме. Семен держался уверенно, охотно рассказал об отпуске, проведенном в Сочи, сравнил Кавказ с Крымом, высказал свое отношение к грузинской кухне и вообще, казалось, был расположен болтать о чем угодно и сколько угодно.
Внезапно Анатолий Сергеевич прервал его вопросом:
— Семен Александрович, что у вас в кармане?
Женькин заметно побледнел. Опустив глаза, достал из кармана брюк десятку, носовой платок… Снова полез в карман, заколебался, рука на мгновение замерла…
— Ладно, чего уж там, — негромко и очень спокойно произнес Булушев, — выкладывайте главное.
Женькин поднял на него расширенные, остановившиеся глаза.
— Что мне за это будет? — с трудом выговорил он.
Тяжелый сверток лег на стол. У Булушева отлегло от сердца: слава богу, риск себя оправдал — взяли вовремя. Развернув сверток, он задумчиво поворошил пальцем поблескивающие тусклой желтизной крупинки.
— Рассказывайте, — просто сказал он.
Поняв, что запираться опасно и глупо, Каждай рассказал все. Из предложенных ему нескольких фотоснимков он выбрал фотографию Шурпина: да-да, именно этот человек снабжал его золотом для продажи Женькину и Ритенштейну. Зовут его Васька, служит в Аэрофлоте, в отделе перевозок. Откуда у Шурпина приисковое золото? Не знает да и не интересовался. Его, Каждая, интерес заключался лишь в полтиннике, который он получал за каждый проданный грамм.
Каждай добавил, что он давно понял: с этим пора кончать, иначе… (Он скрестил пальцы решеточкой.) Но… привык к деньгам, все тянул, тянул и вот — дотянул…
Около 15 часов того же дня четыре оперативные группы ОБХСС приступили ко второй операции — «Летчик». Четыре автомашины, оборудованные рациями, четыре прибора для поиска металлов… Почти весь личный состав отдела БХСС выехал для производства обысков на квартире Шурпина, Каждая, Женькина, Ритенштейна. Полковник Комиссаров остался в управлении: с его кабинетом, штаб-квартирой операции, держали постоянную связь все группы.
Василий Шурпин ковырялся в своем огородике, когда возле его дома остановилась милицейская машина. Увидев, что вышедшие из нее люди направляются к нему, озадаченно посмотрел на жену, пожал плечами и неторопливо двинулся навстречу…
И вот он сидит в милицейском оперпункте поселка Береза, тридцатидвухлетний, совсем невзрачный с виду человек, и на его простецком скуластом лице отражается тупое удивление. И только. Он с охотой и готовностью отвечает на вопросы подполковника Русинова обо всем, что не касается главного — золота, связей с Каждаем и с другими перекупщиками. Стоит только Русинову чуть коснуться этой темы, следует стереотипное: «Не знаю. Забыл. Не понимаю чего вы хотите. Нет. Нет. Нет».
В его записной книжке обнаружены квартирный телефон Каждая, пометки: «Зайти к Жене К.», «Позвонить Е. К.». Но тщетно Русинов, а потом и Булушев пытаются добиться от Василия Шурпина правды, напрасно уличают они в нелогичности, в противоречиях. Глуповато хлопая ресницами, Летчик упрямо твердит свое: «Нет. Не знаю. Не знаком. Забыл».
Допрос превращается в бессмыслицу: становится ясно, что Шурпина ничем не собьешь, он не желает выходить из роли удивленного дураковатого простяги. Решили приступить к обыску.
Когда Булушев переступил порог квартиры Шурпина, он невольно вспомнил недавний обыск у Нахбо. Там, в загроможденных дорогими вещами апартаментах старого техника, искать валюту было трудно. Здесь трудности были другого порядка: маленькая комнатка обставлена настолько скромно и даже, пожалуй, бедно, что непонятно было: где здесь спрячешь? Все на виду.
Жена Шурпина с испугом взглянула на вошедших. Потом подтолкнула сынишку: иди погуляй!
— А она вам кто? — спросил Булушев у Шурпина, взглянув на худенькую рыжеватую девушку лет 15—16, смотревшую на них во все глаза.
— Сестренка Маша, гостит она у нас, — торопливо ответил Василий.
— Иди-ка, Машенька, и ты прогуляйся немножко, — мягко сказал Анатолий Сергеевич, взглянув на Русинова. Тот кивнул. Как только за девушкой захлопнулась дверь, начался обыск.
Долго, тщательно, придирчиво обыскивали три опытных офицера милиции маленькую комнатушку Шурпина. Ничего. Нигде ничего.
Потом принялись за нишу, где в беспорядке были свалены кучи всякого домашнего барахлишка: старые рубахи, подшитые валенки, чемоданы, пачки стирального порошка, ведра, детская обувь. И опять безрезультатно — Шурпин оставался неуязвим.