Честь снайпера

Хантер Стивен

Для Кэти публикация сулила щедрый контракт на написание книги, для подготовки которой она взяла полугодовой отпуск — сразу же после того, как они с Уиллом закончили работу по освещению убийства Василия Стрельникова по пути на принятие должности министра торговли, а Уилл отбыл в Астрахань для проработки истории таинственного брошенного корабля с грузом ядовитого газа.

Свою долю удовольствий получил и Суэггер. Вернувшись домой, он застал Мико, приехавшую из конного лагеря на востоке. Отец, мать и дочь провели вместе

три недели. На уик-энд к ним из Вашингтона прилетела Никки, а затем — и Рэй с Молли, которые ждали ребёнка. Это было отличное время.

Всё же им пришла пора разъехаться по своим домам. Затем наступила осень — и октябрь стал суровейшим месяцем. Дети жили своей жизнью, жена вернулась в офис — к бизнесу, а он сам — к своим винтовкам, проекту «Кридмур 6,5», долгим верховым прогулкам и всем вещам, которые приносили ему удовольствие. Он снова был один — не с призраками прошлого, не с сожалением… а с чем?

«Ты влюблён в неё, старый козёл» — вспоминал он слова Рейли, и хоть сам Боб никогда не облекал свои чувства в столь откровенные слова, он полагал, что это было правдой.

Милли не давала ему покоя — и, хоть он не видел её лица нигде, кроме как на обложке журнала 1943 года, Боб думал о ней в тех обстоятельствах, которых она заслуживала: с детьми, за обедом, на работе, в жизни — в хорошей жизни, где она любила и была любимой. Эти мысли хоть как-то успокаивали его — пусть ничего подобного с ней и не случилось, но оно должно было случиться — и не потому, что она была красивой и смелой, но потому, что она была одним из миллионов бойцов, вставших на пути безумца и спустя все эти годы практически забытых.

Он думал: «Я мог помочь миру вспомнить её. И вроде бы у нас получилось. Это немного, но это кое-что.»

Твёрдый, героический и одинокий — он с трудом держал свой сухой сезон. Раскачиваясь в кресле-качалке в ожидании шестьдесят восьмого дня рождения, он молча наблюдал за тем, как мороз сковывает землю, трава становится бесцветной и жёсткой, деревья роняют листву, отбрасывающие на землю тень облака меняют цвет на серый, а воздух всё сильнее холодает. Сухие листья носило ветром повсюду, а на юг тянулись стаи перелётных птиц, издававшие унылый гомон.

— Тебе нужно дело, — сказала ему Джен.

— Я закончил с делами. Буду тут сидеть. Когда кресло перестанет качаться — позвони в крематорий, вот и все дела.

— Дело в девчонке? Боб, а чего ты ждал? Там была война. Ты знаешь войну лучше, нежели масса иных людей. Когда ты не участвуешь в чьей-либо войне, ты изобретаешь свою собственную — таким уж странным образом устроена твоя голова, что только так ты чувствуешь себя живым. Но со своего первого тура ты понял ужасную часть войны: хорошие люди погибают, причём постоянно. Так заведено в нашем жестоком мире.

— Я знаю. Справлюсь. Во всяком случае, надеюсь, что справлюсь. Джен, это не просто так: «Спасибо, теперь мне стало лучше». Всё сложнее.

— Понятно, что у тебя клиническая депрессия. Это болезнь, как и рак или свинка. Тебе нужно что-то делать со своим состоянием.

— Со мной всё в порядке. Всё пройдёт.

— Упёртый старый козёл. Словно сам Мэтт Диллон, смотрящий на превращённый в ад город — и никто не понимает, через что он прошёл, чтобы создать это место.

— Это уже прогресс.

— Может быть, просто перемены?

— Я справлюсь, дорогая.

— Езжай, развейся. Вдохни полной грудью. Ощути ветер, посмотри на оленей и антилоп. Может быть, тучи разойдутся. Тебе нужен стимул — хоть какой-нибудь. Что-то приятное и тёплое, что вернёт тебя снова к жизни. Займись фотографией, декупажем, китайскими шашками, самообвинениями, измени мне, наконец — но, ради Бога, делай хоть что-то!

— Ты — самая лучшая.

— Ты это всем девчонкам говоришь.

В один из следующих дней он ехал по круговому маршруту на лошади по имени Лошадь — толковом гнедом мерине, более выносливом и стойком, чем сам Боб. Лошадь словно бы помогал ему превзойти нынешнее состояние — или, вернее, превзойти самого себя.

В скале было порядка тридцати футов высоты, так что Лошадь не подходил близко к краю — вполне разумная политика, — а лишь прохаживался вдоль обрыва. Бобу нравился ветер — холодный, доносившийся с далёких синих гор. Облачная архитектура, напоминавшая разрушенные замки или разбитые мечты, неслась по небу — неизмеримо сложная. Он чувствовал себя отлично. На следующей неделе ему предстоял полёт в Англию, на винтажный снайперский матч Джимми Гутри в Бисли. Там соберётся масса как стариков, так и активно работающей молодёжи. Будет хорошая потеха. Затем в Лондон прилетит Джен, и…

Зазвонил мобильник.

Боб остановил Лошадь и достал аппарат из кармана джинсов.

Странный номер. Что за чёрт? Очень немногие знали его номер, и ни у кого их них такого номера не было.

— Суэггер, — безразлично ответил он.

— Боб!

Это оказалась Рейли.

— Куда тебя черти занесли?

— Я в Австралии, — рассмеялась она.

— Австралия! Что ты там делаешь?

— Я расскажу. А ты где?

— Я же ковбой, помнишь? Езжу на лошади где-то, как положено ковбою.

— Слезь с лошади.

— Зачем? Что за…

— Поверь, Суэггер. Слезь с чёртовой лошади.

— Ладно, погоди…

Он спешился и отпустил Лошадь. Мерин был хорошо научен и не уйдёт далеко.

— Так будет лучше?

— Да, точно.

— Выкладывай.

— История не кончилась. Есть ещё глава.

Глава 58

Карпаты. Рыжее Нутро

28-е июля 1944 года

К Карлу, удалявшемуся от упавшей женщины, подошёл Вилли.