Честь воеводы. Алексей Басманов
Шрифт:
— Он служил у великого князя Василия, а другим клятвы верности не давал. И потому решил остаться на службе у князя Андрея.
— И это мне ведомо.
— Откуда? Уж не Божий ли человек Сатин на хвосте принёс?
— Не знаю такого. И сие государева тайна. Да не будем толочь воду в ступе. Одно скажу: Карпа мне жалко и воев. Загубит их Андрейша в отместку мне. Теперь о деле. Хотел я послать Фёдора Колычева за старшего на Белоозеро. Но, прости, жребий по твоей вине пал на тебя. Надо отвезти туда в острог мятежных бояр Ивана Ляцкого с семьёй да Ивана и Семёна Бельских с семьями. Надёжнее тебя у меня
— Так уж и нет? Оскудел государев двор надёжными служилыми, — вспыхнул Басманов.
— Есть верные и надёжные. Да и тебя хочу видеть таковым, — ровно и даже улыбаясь сказал Овчина.
Басманов задумался, голову склонил, и впервые у него вместо злости закипела в душе ненависть к этому красавцу. Она прожигала Алексею нутро, словно калёный штырь. «Ведь знаешь же ты, прелюбодей, что жена у меня на сносях, а прогоняешь от неё. Ладно, князь, я пойду на Белоозеро, но тебе это дорого обойдётся. Ты ещё попомнишь, как ущемлял Алексея Басманова». Да понял, что ещё не время обнажать свои чувства, поднял голову и спросил:
— Когда выезжать?
— Завтра. Сегодня надо тебе в бане помыться, отдохнуть с дороги. А завтра чуть свет с моими посыльными воинами и поведёшь опальных из Кремля. Завтра же я и твоих родимых домой отправлю.
— Так мне бы свидеться с женой и с дядей надо. Жена у меня последние месяцы ходит. Жестоко разлучать нас.
— Ну полно, ты же воин, Алексей. И всё-то наши семеюшки рожают чаще всего без нас, пока мы в сечи ходим. И мой сынок без меня на свет появился. Господи, что тут поделаешь! — страдал пуще Алексея Иван Овчина.
Алексей понял, что идти встречь Ивану Овчине или слёзно умолять его не следует, да и гордость мешала. Не одолеть ему этого матерого придворного. И он смирился.
— Я готов, князь-батюшка, — сказал Алексей, вставая. И попросил: — Токмо отведи меня до родимых. Хочу увидеть супружницу и дядю.
— Ты их увидишь, да разговору между вами не будет. Зачем тебе волновать близких перед разлукой долгой?
Князь Овчина встал и повёл Алексея по своим палатам, где в одном из покоев якобы находились Ксения и дядя Михаил. У дверей этого покоя стоял страж. Овчина миновал его, вошёл вместе с Алексеем в соседний покой, откинул висевшую на стене выделанную шкуру бобра и открыл тайную глазницу.
— Смотри, — сказал князь. — Ксения спит, а Михаил книгу читает. Он же книголюб, как мне ведомо.
Алексей подошёл к узкой щели, через которую был виден весь покой. Он увидел лежащую на ложе женщину, но сказать, что это была Ксения, не мог. Она лежала спиной к глазнице и была укрыта с головой. Он не признал и дядюшку, который сидел за книгой у стола. Да, дядя Михаил любил читать, но сказать, что это был он, Алексей тоже не мог. На сидящего был накинут кафтан, вроде бы дядюшкин, но за поднятым воротником не видно было его головы. Алексей хотел крикнуть, позвать дядю. Но Овчина словно угадал его желание, закрыл глазницу, сказал:
— Теперь ты видел, что я не чиню им зла. Они в благополучии, их кормят и поят, и даже книга твоему дядюшке дана для полноты жизни. — При этом Овчина тяжело вздохнул: — За всё надо платить, Алёша.
Басманов ничего не ответил на слова князя Овчины. Он молча покинул покой и, не прощаясь с князем, ушёл. Уже ничто не могло убедить Алексея, что Овчина
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
МЯГКОТЕЛЫЙ КНЯЗЬ
Елена Глинская, оставаясь правительницей при малолетнем сыне, завершала дела покойного мужа. Великий князь Василий за годы своего княжения подмял под себя почти всех удельных князей. И одной из первых его жертв стал могущественный вассал, удельный князь новгород-северский Василий Шемячич. Следом за ним пали вольные Стародубское и Рязанское княжества.
На долю Елены осталась расправа с князьями Юрием Дмитровским и Андреем Старицким. Елена сумела накинуть аркан на Андрея. И он жил в постоянном страхе с того самого часа, как взяли под стражу брата Юрия. Правительница не только не выполнила волю супруга и не передала Андрею Волоколамский уезд, но обманула его, посулами выманив Ржевскую волость с деревнями и починками в дар монастырю. Разорила Елена и воинскую силу Старицкого княжества: дважды за два месяца потребовала по две сотни воинов на береговую службу.
Князь Андрей жаловался своим близким боярам и князьям: «Мне теперь от ватажки разбойников не отбиться — так обескровила Елена. Больше пяти тысяч старицких воинов держит литвинка на Оке да в Диком поле. Какие земли ещё делают Москве такие подарки?»
Возвращение в Старицы боярина Фёдора Колычева ещё больше повергло в уныние доброго князя. Фёдор прибыл в Старицы под вечер, два дня отсиживался дома, пока в связи с появлением в городе Алексея Басманова Андрей не позвал Фёдора в княжеские палаты. Но при Басманове откровенного разговора у князя Андрея и боярина Фёдора не получилось. И он велел ему зайти, как проводит гостя. И вот Фёдор вновь в княжеских палатах.
Князь Андрей встретил Фёдора с заметным волнением, провёл его в малый покой, где кроме стола и двух лавок под бархатом, ничего не было. Князь усадил боярина и попросил:
— Рассказывай, Федяша, всё пообстоятельнее, как там в Москве, чем грозит нам литвинка?
В этот час Фёдор отметил, что за прошедшее с его отъезда из Стариц время князь сильно постарел, а было ему лишь около пятидесяти лет. Глаза его, ранее лучистые, потускнели, и воли в них проявлялось мало. Жажда борьбы и вовсе улетучилась. Фёдор ничем не мог утешить и приободрить князя. И начал он с того, что покаялся:
— Ты, князь-батюшка, помилуй меня и прости. Не смог я выполнить твоего желания ни в большом, ни в малом. Добрался я до Москвы хорошо. С князем Иваном Ярославским встретился чинно. Он — ярый противник литвинки — все пути мои наметил, все имена верных людей назвал. И я ходил к ним тайно. И другие от князя ходили, дабы сбить воедино силу. Токмо недолго всё шло без препон. Ведомо мне теперь, что у конюшего Ивана Овчины под рукой более тысячи послухов и видоков, кои всех вельмож обложили и за каждым их шагом следят. Потому Овчина всё про нас ведал и упредил властной силой. Хитро поступил, никого не схватил, не бросил за сторожа, но предупредил и лишением живота грозил. Так было с князьями ярославскими, с князьями Сицким, Горбатовым-Суздальским и Троекуровым.