Четверо из России
Шрифт:
Мимо прошмыгнули здания какого-то города, потом – мост, железнодорожное полотно, и вдруг машина затормозила останавливаясь. Мы поспешно выскочили из кузова, спрятались в канаву. Хлопнула дверца, водитель пнул ногой скаты, громко сказал:
– Придется качать! Фридрих, ты бы полез в кузов за домкратом.
– Сейчас, – послышался голос из кабины. Шофер остановился около дверцы, стал закуривать.
– Ты не слышал, Гельмут? Вроде кто-то спрыгнул с машины? – произнес тот же сонный голос.
– Чего ты возишься? – кричал Гельмут. – Давай
Что-то тяжелое упало на землю.
– Возьми! А все-таки кто-то спрыгнул…
Когда машина ушла вперед, мы выбрались на полотно. Впереди виднелась какая-то пашня.
– Куда идти в такую темь? – брюзгливо заметила Белка.
Я хотел ей возразить, когда услышал вдруг шум. Он быстро нарастал и, оглушая нас грохотом, совсем близко промчался состав.
– Поезд? – изумился Димка.
Я живо вскочил на ноги, посмотрел туда, куда проследовал составе. Красный огонек виднелся совсем недалеко.
– Что, если…
– На поезде? – опросил Димка.
– Конечно, на поезде! – обрадовалась Белка. – Пешком мы будем тащиться два года.
– Уже скисла! Эх, ты!
Но в глубине души я и сам сознавал всю нелепость бегства пешком. Уж если бежать, так бежать!
– Идемте!
Мы направились в ту сторону, где призывно горел огонек.
То, что издали нам казалось пашней, было железнодорожными путями. Их было очень много, они терялись где-то вдали. Мы услышали тяжелое пыхтение паровозов, свистки стрелочников, лязг буферов сталкивающихся вагонов, хотя ничего не было видно. Мимо, обдавая нас теплом, пропахшим маслом воздухом, проползло что-то, и вдруг прерывисто загудел один паровоз, другой, третий, и вот уже воя станция заливалась на разные голоса.
– Воздушная тревога! – вскричал я, обрадовавшись.
Паровозы спешно тащили составы. А в небе слышался гул, там зажигались яркие, яркие фонарики: летчики сбрасывали на парашютах ракеты. Сразу осветились и станция, и дело, и составы, и город под горой. И вот свистели уже и ухали бомбы, яркие в темноте взрывы потрясали землю.
Несколько минут мы лежали, плотно прижавшись к земле.
– Бей их, бей! – приговаривал я. – Дайте им за Левку, за Лизу и поляков!
Но все стихло. Трещали только горевшие составы.
Скорее на станцию! Может, в суматохе нам удастся вскочить в вагон, уехать…
Однако станции по сути уже не было. Вместо нее лежали кучи жарко пылавших развалин, вокруг которых суетились пожарники. На путях работали мастеровые, сбрасывая разбитые вагоны. Нигде никакого намека на скорое отправление поездов.
Недалеко от развалин сохранился деревянный домик. Какой-то человек, взобравшись на лесенку, уже прибивал над входам вывеску: «Станция Клодава». Мы подошли к нему:
– Скажите, а на восток пойдет поезд?
Человек прибил вывеску, спустился и, положив лестницу, проворчал:
– Какой тут к черту поезд! Если и пойдет, то не раньше вечера.
Разочарованные, мы отошли, не зная что делать. В это время у домика остановились
– Где начальник станции?
Человек с лесенкой молча кивнул на дверь.
Сначала из-за двери слышался мирный разговор, но потом один голос начал кричать:
__ Распоряжение самого фюрера! Расстреляю! Чтобы к составу генерала через двадцать минут прицепить паровоз!
– Сейчас, господин штурмбанфюрер [73] , сию минуту. Все будет готово.
Начальник пулей выскочил из дверей.
Я кивнул ребятам, и мы двинулись за начальником, желтая фуражка которого моталась уже где-то вдали.
Скоро к перрону подошел состав из четырех вагонов. Откуда-то немедленно взялись два полицейских.
Подтолкнув ребят, я, чтобы уйти от полицейских, двинулся вдоль перрона. Димка и Белка шли за мной. Больно ударившись обо что-то затылком, я залез под вагон, поманил товарищей.
73
Подполковник.
– Знаете, где ездили когда-то беспризорники? Вот в такие ящики и залезайте!
Белка ничего не знала про ящики, но я обещал ей помочь. Мы подождали, пока часовой, ходивший вдоль состава, не перейдет на другой конец, и юркнули под вагон. Я живо усадил Белку, пристроился сам и стал ждать отправления. Где-то вдалеке стучал по колесам молоточек осмотрщика вагонов. Все ближе, ближе… И вдруг совсем рядом оказали:
– Далеко ли собрался ехать, земляк?
– Дяденька, молчите! – услышал я Димкин голос. – Я только до следующей станции.
– Нашел где ехать! А ну – вылезай!
Через несколько минут полицейские собрали нас на перроне, и мы шумно доказывали, что нам надо обязательно ехать до следующей станции.
– Кого поймали? – послышалось из двери вагона. На ступеньках, освещенный фонариками полицейских, стоял дюжий военный с плотно сжатыми губами и рыжими усиками. Я вообще заметил, что в Германии много людей с усами, как у своего фюрера. Этот, судя по выражению лиц полицейских, был большой начальник. Я глянул на его чисто надраенные ботинки, на брюки, по которым бежал широкий голубой кант, и меня осенило: генерал!
Я вырвался у полицейского, подбежал к ступенькам вагона и запричитал:
– Господин генерал! Уймите вы их! Это же безобразие! Нас не пускают. Мы не бандиты, не хулиганы. Мы только хотим на фронт. Возьмите нас, и вы увидите, как мы будем бить этих русских…
Генерал заинтересовался и ступил на землю. Он слушал мою болтовню о том, что мы, три юных немецких патриота, бежали из дома, чтобы ехать на Восточный фронт. По лицу генерала промелькнуло что-то вроде улыбки.
– О, это хорошо! Три юных немецких патриота – замечательно! Фольмер! – закричал генерал, поворачиваясь назад. – Фольмер, подите сюда!