Четвертая власть
Шрифт:
Юноша был уверен, что его достанут, а даже если и нет, то ему в любом случае не хотелось скрываться всю оставшуюся жизнь и вздрагивать от каждого шороха. Зачем такая жизнь? Кому она нужна? Не лучше ли решить все разом, чтобы не мучиться?..
Встав с кровати, Володька направился в кладовку. Он без труда нашел ружье, замотанное в плед, и коробку с патронами. Юноша взял в руки оружие, зарядил его и поставил на пол, дулом вверх. А затем поднес к нему подбородок и закрыл глаза. Что он успел увидеть за годы, отпущенные ему? Наслаждался ли он жизнью или плыл по течению, как бревно? А черт его знает, да и какая разница? Он ничего
А зачем ему жизнь? Что он боится потерять, оттягивая момент? Разве у него осталось хоть что–то? Нет! Он отринул от себя все вокруг, пытаясь идти напролом ради мистической и изначально недостижимой цели, теша себя иллюзиями, что мир упадет к его ногам. Как глупо. Так зачем жить? Что дадут эти лишние дни или даже часы, если каждая минута отдается в сердце тупой ноющей болью… Надо просто сделать последний шаг. Нажать на курок и уйти отсюда. Из этого поганого мира, который так и не понял его намерений. Который так и не позволил ему осуществить мечту и разбил все надежды. Интересно, есть ли на свете Бог? И если да, то как он мог допустить все это?
К черту! К черту все мысли! Хватит отвлекаться на пустяки и одалживать у жизни лишние крохи. Надо решиться. Просто нажать на курок и все закончится. Закончится никчемное существование. Закончится боль. Закончатся страхи. Дрожащей рукой Володька потянулся к курку и нащупал его пальцами. Вот он слегка надавил, и металлический стержень медленно пополз вниз… Осталось резко дернуть и все случится… Но чего же он медлит, чего ждет… Сейчас… Еще немного…
— Нет! — раздался дикий крик его матери. — Не смей!
— Оставь меня, мама. Мне незачем больше жить, — ответил Володька отрешенным голосом.
— Сыночек, любимый, остановись! Умоляю тебя!
— Нет, я уже все решил!
Но Володька не успел нажать на курок. Мать вырвала из его рук ружье и бросила на пол, а затем обняла сына и крепко прижала к себе. Юноша не смог больше сдерживаться. Он разрыдался на ее плече и без сил опустился на пол…
— Поплачь, мой сыночек, поплачь, — тихо говорила женщина, гладя Володьку по волосам. — Все будет хорошо…
Они были настолько глубоко погружены в себя, что даже не услышали приближающийся рев автомобиля…
Гурам незамедлительно набрал чей–то номер, и через минуту на пороге его кабинета появился настоящий гигант двухметрового роста с характерным кавказским лицом.
— Познакомься, — сказал Гурам Лешке. — Это Махмуд. Он отвечает за мою безопасность.
— Очень приятно, — ответил Алексей, протягивая руку.
— Так вот, — продолжил Гурам. — Документы твоему мальцу мы сделаем к завтрашнему дню, может чуть позже. Сейчас Махмуд вместе со своими людьми поедет к тебе на дачу и переправит парня в укромное местечко. Ты отправишься с ними — будешь показывать дорогу.
— С кем мы имеем дело? — поинтересовался Махмуд. — Сколько людей брать?
— Думаю, двух джипов будет достаточно. И вот еще что, Махмуд. Первыми в рубку не лезьте. Ваша задача — охранять, и только если они сами начнут — можете открывать ответный огонь. Основная задача — спасти пацана.
— Все понял, Гурам. Когда выезжаем?
— Прямо сейчас.
Махмуд взял рацию и произнес в нее несколько слов на непонятном для Алексея языке, а затем они вдвоем выбежали на улицу, где их уже ждали до зубов вооруженные боевики. Дмитриеву даже стало немного не по себе. Ехать рядом с бандитами — такого в его журналисткой практике еще не случалось. Когда люди расселились по машинам, джипы включили мигалки и тронулись в путь.
— И не боитесь, что менты вас с таким оружейным арсеналом остановят? — поинтересовался Дмитриев.
— Шутишь, да? — с улыбкой ответил Махмуд. — С номерами, что стоят на этих тачках, нам на всех постах честь отдавать будут. Гурам лично пробивал через министерство…
Больше они не произнесли ни слова. Алексей вглядывался в окно джипа и указывал дорогу. Он очень боялся не успеть…
Предательство Лены не выходило из головы Соловьева. И как он раньше не замечал, что пригрел на груди змею? На корреспондентов даже грешил, с которыми бок о бок много лет отпахал, а на эту стерву и не подумал. Ну сидит себе в приемной — дура–дурой, а вот ведь как оно вышло! Эх, если бы он раньше пораскинул мозгами да проанализировал ситуацию, глядишь, и не пришлось сейчас так за судьбу Володьки переживать! Так нет — других проблем хватало…
Только бы Лешка сумел его спасти! Только бы он успел! Господи! Как медленно тянется время… Ну почему же он не звонит? Почему не говорит, что все в порядке? По идее, он уже должен быть на месте со своими «надежными ребятами». Кстати, интересно, кто они? Кому попало Дмитриев бы не доверился, значит, за это можно быть спокойным. Но вот успеют ли они? Этот вопрос был сейчас самым главным…
Когда на его столе зазвонил телефон, Александр кинулся к трубке, но вместо голоса Алексея, услышал лишь Красницкого.
— Саша, зайди в новостийную, есть разговор.
— Хорошо, сейчас приду.
Черт! Ну как же не вовремя. Что вдруг понадобилось шефу? И почему обязательно куда–то тащиться, почему нельзя поговорить прямо здесь? Нехотя выйдя из комнаты и закрыв дверь на ключ, Соловьев медленно побрел по унылым останкинским коридорам.
Когда он вошел в новостийную, то обомлел. В комнате находилось около десятка корреспондентов, а в самом центре стоял Красницкий под руку с …Дашей. Александр был готов взорваться от гнева! Это же какую наглость надо иметь, чтобы притащиться сюда вместе с его бывшей женой! Конечно, Александр догадывался об их связи, но чтоб вот так, на виду у всех сотрудников, которые прекрасно знали, какие отношения связывали его с Дашей! Нет! Это не лезло ни в какие ворота! Было сразу понятно, что именно бывшая супруга придумала для него столь гнусную месть. И надо признать, она своего добилась! Соловьеву хотелось вцепиться ей в горло и медленно душить, наслаждаясь ее предсмертным хрипом…
Сотрудники краем глаза таращились то на Дашу, то на Соловьева, не понимая, что происходит и почему вдруг жена Александра приходит под руку с его боссом? Это публичное унижение было для Соловьева страшнее всякой пытки! Он, привыкший к уважению коллег, с горечью наблюдал за тем, как сотрудники сморят на него! В их глазах он прочел лишь сочувствие и жалость…
— Ну что, Саша, — обратился к нему Красницкий. — Как наши рейтинги, пошли в гору после твоего провала?
— Это такой же мой провал, насколько и ваш, — вспылил Соловьев.