Четвертый Рейх
Шрифт:
— Хорошо, — согласился Александр.
В конце концов, здесь явно живет фермер, а не военный. Так что, даже если он вернется не вовремя, ничего страшного не случится.
И они задвигались через поле. Порознь, как и хотел Осьминог.
Головоногий отошел в сторону и вышел на поле шагов за двадцать от того места, где стоял Погребняк. На земле он выглядел неповоротливым и кособоким. Смешно перекатывался, заваливаясь то на одну, то на другую сторону.
Александр выждал пару минут и зашагал к указанному дому. Шел неторопливо, как бредущий по своим
Те тоже заметили его, но смотрели как-то странно. В их огромных тоскливых глазах не было ни симпатии, ни неприязни. Скорее — некое безразличие с легким оттенком надежды. Так смотрят на старый стул с отломанной ножкой. Сидеть на нем нельзя, но он зачем-то продолжает оставаться в доме. Как знать, может быть, когда-то для чего-то и сгодится?
Александр отвел взгляд и, сосредоточив внимание на фермерском доме, зашагал быстрее.
На этот раз их вывели всех. Кадзусе только-только вернулся после очередного осмотра дочери фюрера. Девочка пережила очередной кризис и была очень плоха. Доктор вернулся в глубокой задумчивости. На вопросы Богданова отвечал односложно и только после того, как Игорь потребовал подробного отчета, ответил раздраженно:
— Тяжело. Я не специализировался по детям. Это тяжело, как вы не понимаете?
— Чем же?
Кадзусе посмотрел на Богданова с сожалением.
— Она мне верит. Ей очень нравится, что я космонавт. Она считает, что у меня смешные глаза. Это очень хорошая и добрая девочка, Игорь. Я не могу ей помочь. В этом страшная правда, которую любой врач всегда носит с собой. Такой груз нельзя откинуть. Невозможно. — Он потер лицо ладонями и продолжил уже тише. — Спросила сегодня, когда она сможет гулять. Тот сад, который мы видели, он, оказывается, был разбит специально для нее. Когда она там гуляет, ей становится лучше.
— А садовники?
— Какие садовники?
— Ну, твари эти, клубни. Местные жители, что кинулись на нас. Как она к ним относится?
Кадзусе вздохнул.
— Гретхен рассказала мне, что с ними ей интересно. Эти медузы или, как вы выразились, клубни, с ней… играют.
— Вы уверены?
— С ее слов. Со слов больной девочки. Играют… Но, если честно, мне кажется, что она не врет. Даже животные реагируют на больного человека, кошки или собаки… А уровень разумности местных жителей нам не известен. — Кадзусе устало опустился на постель. — Нам вообще ничего не известно. Ни о чем. Мы даже о себе ничего не знаем.
Он закрыл глаза.
Богданов не нашелся, что ответить.
А потом дверь распахнулась, и вошел уже хорошо известный им офицер Бруннер.
— Вас хотят видеть.
— Кто же на этот раз? — спросил Богданов. Кадзусе сел на кровати.
— Прошу вас. — Бруннер вышел из камеры.
Игорь поправил одежду — слава богу ткань костюма не мялась — и последовал за ним. В коридоре
— Официальный прием? — с улыбкой спросил Игорь.
Бруннер ничего не ответил, отвел глаза в сторону.
— Хорошо если не расстрел, — негромко сказал Баркер.
Офицер дернулся и посмотрел на американца. Тот взгляда не отвел.
Когда Кадзусе вышел из дверей, конвой привычно взял землян в коробочку и повел по коридору.
— Вы каждый раз водите нас разными дорогами. Боитесь, что мы сбежим? — поинтересовался Богданов.
— Отсюда невозможно сбежать, — равнодушно ответил Бруннер.
Баркер многозначительно хмыкнул.
— Сегодня вас ждет встреча с Великим Учителем. — Офицер говорил будто бы себе под нос, не громко, но так, чтобы космонавты хорошо его слышали. — Пожалуйста, будьте внимательны в разговоре с ним.
— Что вы имеете в виду?
Но Бруннер не ответил. Им навстречу двигался небольшой отряд людей, одетых в серебряное. Возглавлял его уже знакомый Богданову Клейнерман.
Оба офицера остановились и вскинули руки.
— Герр Бруннер.
— Герр Клейнерман. Это господин Богданов и его спутники. — Бруннер повернулся к Игорю. — Сейчас вас будет сопровождать герр Клейнерман. Он проведет вас к Великому Учителю. Увидимся снова после визита. На этом месте.
Солдаты расступились, как показалось Игорю, нехотя, и отступили назад. Их место заняли серебряные здоровяки. Все та же униформа, похоже, но знаки в петлицах были совершенно иными. К тому же, новая стража отличалась ростом, все как на подбор верзилы.
Клейнерман подошел ближе.
— Рад с вами познакомиться, так сказать, официально. — Он коротко кивнул и улыбнулся.
Игорь покосился в сторону застывшего статуей Бруннера и молча кивнул.
— Ну что ж, — Клейнерман заулыбался еще пуще, — мы можем двигаться дальше.
— Как вам будет угодно, — тактично ответил Богданов.
Серебряный конвой вывел землян в центральный зал, с бесконечной колоннадой, которая вела к огромным дверям со свастикой.
— Это что, рота почетного караула? — спросил Баркер у Клейнермана, указывая на несколько десятков человек стражи, что стояли у ворот.
— Это солдаты полка личной гвардии Великого Учителя. — Клейнерман окинул Кларка взглядом. — Лучшие из лучших. Немцы чистейшей крови. Арийцы. Настоящие арийцы. Именно такими они и были…
Тема явно ему нравилась, но он не был оратором. Говорил коротко, будто телеграфировал.
— Их отбирали с рождения. Их родители прошли все проверки. Генетическая чистота. Лучшие по всем критериям. Цвет волос, кожи, умственные показатели, физическое развитие. Рост не менее двух метров. Спецшкола. Спецкурс.
— Спец-всё-на-свете, — буркнул Баркер.
Клейнерман сделал вид, что не заметил реплики.
— Учитывая увеличенное тяготение нашей планеты, мы считаем сохранение роста очень важным. Немецкий солдат не имеет права на вырождение! Немецкий солдат — это квинтэссенция воинского духа. И чем выше в нем дух, тем выше он сам.