Четвертый тост
Шрифт:
Посреди речушки взметнулся грязно-желтый фонтан. Примерно через две секунды, согласно известной формуле, долетел звук взрыва. А там сработал еще один «таракан» – судя по месту взрыва, его чуть отнесло течением…
Вся кодла рванула на берег, как ошпаренная, исключая того, что дергался и бился, взметая грязную воду. Орал, надо полагать, как резаный, но крик сюда не долетал. На Памире есть какой-то особый термин, означающий расстояние, которое преодолевает человеческий голос, вспомнил майор. Евгеньев рассказывал, даже слово называл, но сейчас из памяти вылетело…
Ну,
Ай-яй-яй… Дострелил-таки наш лидер незадачливого водного жителя. Неаппетитно, однако повышению авторитета командира и сплочению рядов способствует – позвольте уж быть циником… Ну да, ворчат, огрызаются, неуютно им, шпане, но что-то не заметно открытого неповиновения или стремления провести срочные демократические выборы нового предводителя…
– Леша, видел главаря?
– Ага.
– Его и делай хроменьким, когда пойдут через реку…
– Понял.
Так, ну что там у нас? Оживленно дискутируют, кто лежа, кто сидя на корточках. Никто по ним не стреляет, и это, скорее всего, придает убежденности в том, что засады поблизости нет, что мины, как и в двух прежних случаях, оставлены давно ушедшей вперед дичью… Впрочем…
Впрочем, субъект с югославской снайперкой, единственный из них, ведет активный поиск возможного противника – залег со своей бандурой в отдалении, у валуна, в оптический прицел таращится, стволом водит, но нет пока что оснований для беспокойства, он ведь, паскуда, все внимание сосредоточил на другой горушке, которая поближе, прямо напротив переправы, а мы-то другую выбрали, в сторонке, так что перехитрили вражину в конкретный момент… ай да Пушкины, ай да сукины сыны…
Ну вот, даже произвел выстрел, пальнул по безвинной горушке, не обремененной присутствием одной из воюющих сторон…
– Леш, что о нем думаешь?
– Что тут думать? – произнес Леша со спокойным, безграничным презрением профессионала, имеющего право на законную гордость собой. – Одно слово: человек со снайперкой… Я его хлопну за Толю…
– Ага, – сказал майор с закостеневшим лицом.
Так-с, пришли к некоему консенсусу… Разделившись на две группы, кинулись вброд – но уже на значительном удалении от мостика, чешут прямо-таки со второй космической скоростью… Ну, не столь уж бездарно – ясно же, что дичь не успела бы засыпать минами всю акваторию, и времени не хватит, и не найдется столько мин…
Ну, так… Доблестно форсировали речку, без потерь, на какое-то время задержались на том бережку, передыхая, сбрасывая дикое напряжение…
– Давай! – выдохнул майор, не отрываясь от бинокля.
Глухой выстрел. За ним еще два, почти слившихся. И тишина, тишина…
Глушителя у маузера, несмотря на все его совершенство, нет, зато имеется длинная трубка пламегасителя, она приглушает звук выстрела и не позволяет определить, с какого направления выстрел был произведен. Полное впечатление, что с ясного неба.
Автоматная пальба – яростно-нерассуждающая… Несколько пуль даже чиркнули по склону горушки, на которой они прятались, прошли значительно ниже. Но озабочиваться этим не следует – во-первых, их не заметили, во-вторых, автомат на такой дистанции неиграет. Точнее, плоховато играет, господа…
А у Леши, как водится, все в порядке – командир крутится на земле диковинной юлой, зажимая колено. Простреленная коленная чашечка – это, надо вам знать, чертовски больно. И полностью отнимает способность к самостоятельному передвижению.
И со второй мишенью – тик-так. Вот только гад, хоть и лежит на земле, ведет себя как-то очень уж спокойно для двойного попадания, сидит скрючившись, судя по лицу, даже не орет…
– Леша?
– Что?
– Чего он такой задумчивый?
А ему пока что и не особенно больно, – спокойно ответил снайпер, невысокий росточком, щуплый, невидный, на супермена Серегу или шкафа Юркова не похожий ни капельки. – Две пули в пузе, всего делов. Это ж и не больно совсем, мы не звери…
Майор мимолетно осклабился. Ну, вот так за Тольку Курловского, о котором еще не привыкли думать, как о двухсотом…
Пуля в живот – это и в самом деле в некоторых случаях почти не больно. Пусть даже пуль целые две. Зато последствия неплохи, если срочно не применить все достижения современной медицины (а откуда им тут взяться, скажите на милость?!): часа через три начнется перитонит, подыхать придется долго и мучительно. Ох, только бы они его не дострелили, только бы… Мы, в самом деле, не звери, пусть уж поживет, и подольше…
Любопытная моральная дилемма у них возникает, ага! Если главарь, не колеблясь, шлепнул того, в воде, поступят ли с ним самим точно так же? А ведь он малость опамятовался, автомат к себе подгреб, зыркает на все стороны… Сообразил, что и с ним самим могут обойтись… гуманно…
Гонит их вперед, точно! Благородно призывает не отвлекаться на его проблемы… а заодно торопит, чтобы не опомнились, чтобы не отнеслись к нему со всем гуманизмом… Ну ладно, им будет весело, этим двоим, оставшимся на берегу безымянной поганой речушки…
– Уходим, Леша! – и майор проворно попятился по-рачьи, подавая подчиненному пример.
Они спустились с горушки, где у подножия дожидались остальные, и майор, мимоходом подумав, что погоня теперь будет двигаться гораздо осторожнее, медленнее, опасливее – после столь душевной беседы у речки иного и ждать нельзя, – распорядился: – А теперь – кросс!