Четыре солнца

Жигунов Виктор Васильевич

Боянь бо вщий, аще кому хотяше пснь творити, то растекашеться мыслiю, 6 6 6 4 2, IV аки мысiю по древу, срымь вълкомь по земли, сизымь орломь подъ облакы. 2 7 3 7 2, III

Князья, о которых пел Боян, названы дальше, они жили полвека-век спустя после крещения Руси. В их эпоху прежние верования ещё были сильны. А в конце «Слова» сказано, что Боян обращался и к более давним временам. По языческому представлению мир состоит из земли, неба и соединяющего их дерева (может

быть, не настоящего, а мысленного — древа познания). Поэт творил посреди такой вселенной и охватывал её всю: его мысли устремлялись белкой по дереву, волком по земле, орлом под облака.

Помняшеть бо, рече, пьрвыхъ временъ усобiц. 1 3 6 1 1, II

«Ибо помнил он, как говорил, усобицы прежних времён».

Тогда пущашеть десять соколовъ на стадо лебедiй — 5 5 4 – 1, III который дотечаше, та преди псь пояше старому Ярослову, 5 7 5 2 2, С храброму Мстиславу, иже зарза Редедю предь пълкы касожьскыми, 5 2 5 5 3, IV красному Романови Святославличю. 4 4 - 2 2, III

Старый Ярословъ — Ярослав Мудрый.

Мстислав — его брат. В 1022 году он вывел войско против касогов (предков нынешних черкесов). Их предводитель Редедя обратился к нему с вызовом: зачем нам губить людей, давай сразимся только мы двое, и кто победит, тот все заберёт. Князь, конечно, не мог уклониться. Тогда Редедя добавил: «Померяемся не оружием, а борьбой». Он вряд ли рисковал, так как был велик ростом и силён. И вот, когда Мстислав уже лежал на земле и вроде бы всё было кончено, он, как рассказывает летопись, взмолился к богородице, обещая в случае победы воздвигнуть церковь. После чего сбросил противника, выхватил нож, и Редедя с поля не ушёл.

Роман, названный красным, то есть красивым, — внук Ярослава Мудрого. Другой внук — Олег (дед Игоря), то и дело воевавший с другими князьями. Однажды на помощь ему Роман привёл половцев, и это было последнее, что он сделал в своей жизни: сражение не состоялось, половцы двинулись обратно и по дороге убили Романа.

Боянъ же, братiе, не десять соколовъ на стадо лебедей пущаше, 6 5 8 - 1, ? нъ своя вщiя пьрсты на живая струны въскладаше, 7 1 2 3 1, II они же сами княземь славу рокотаху. 4 3 2 2 2, С?

Сравнение пальцев с десятью соколами, а струн с лебединой стаей не только красиво, но и почётно. Охотились с соколами князья, и это занятие требовало немалого искусства.

Почнемъ же, братiе, повесть сiю (1 2 4 - 1, II) отъ стараго Владимера (4 2 1 1 -, II) 5 4 5 1 1, III? до нынешняго Игоря, иже истягну умъ крпостiю своею 3 5 4 4 4, V? и поостри сердца своего мужествомь, напълнився ратнаго духа, 6 6 3 3 2, III? наведе своя храбрыя пълкы 4 1 2 2 —, II? на землю Половцькую за землю Руськую. 2 2 3 – 7, II

Старым,

то есть давним, назван Владимир Красное Солнышко. Его деяния поэт противопоставляет необдуманному походу Игоря, у которого «крепость» (отвага) переспорила ум, князя вело мужественное, но безрассудное сердце.

С гласными звуками не всё ясно, зато согласные увязаны в крепкую цепь: ПОчнемь — ПовеСТь — СТараго — иСТягну — креПОСТью — ПОоСТри — мужеСТвомь — наПЪЛнився — ПЪЛкы — ПОЛовецькую.

Продолжается речь о безрассудстве, но и о храбрости князя, который пренебрёг даже небесным предзнаменованием:

Тогда Игорь възр на светлое солнце и вид отъ него тьмою вс сво во прикрыты. 2 9 9 6 1, III Рече Игорь ко дружине своей: «Братiе дружино! Луце же бы потяту быти, неже полонену быти. Всядемь, братiе, на свои бързыя комони да позримь синего Дону!» 7 13 13 13 6, IV

О затмении, о том, какие чувства при виде его охватили войско, достаточно сказано раньше. Князь успокаивает спутников, называя их братьями. Правда, в издании 1800 года стоит еще союз: Братье и дружино! — будто Игорь обратился по отдельности к ближайшим соратникам и ко всем остальным. Но, не говоря уж о том, что сразу несколько тысяч человек не услышали бы его, вспомним: рядом с Игорем находился лишь один брат. Может быть, названы братьями те, кто составлял высшую часть войска, а к прочим относится слово дружино? Но дружинники — это и есть цвет отряда; по-современному, кадровые военные. Те, кто брался за оружие только для похода или при обороне, назывались иначе — вои (воины). К тому же упомянуто: князь сказал именно дружине своей, а не всем. Итак: «Братья! Лучше быть убитым, чем пленённым. Кинемся в бой да посмотрим на синий Дон!»

Излагается как бы краткая история похода: затмение, потом призыв не сдаваться в окружении, а всё же идти к Дону. Отметим, насколько же здесь утратила свой буквальный смысл формула всядемъ на комони: ведь в окружении князь приказал всем, наоборот, спешиться. И поэт возвращается к побуждениям Игоря, чтобы отчасти оправдать его:

Спала князю умь похоти, и жалость ему знаменее заступи: «Искусити Дону великаго хощу бо, — рече, — 7 7 7 7 7, V копие приломити конець поля Половецкаго, съ вами, русичи, хощу главу свою приложити, а либо испити шеломомь Дону». 5 14 4 14 5, III

Поэт сравнил темы Бояновых песен со своей и вновь обращается к предшественнику: «О, соловей Боян, как ты воспел бы эти полки!».

О, Бояне, (1 2 1 - -, II) соловiю стараго времени, (2 3 2 1 1, С) абы ты сiя пълкы ущекоталъ, (3 1 1 3 1, III) 6 6 4 4 2, IV? скача, славiю, по мыслену древу, (3 1 2 1 3, III?) летая умомь подъ облакы, (3 3 1 1 1, III) 6 4 3 2 4, С? свивая славы обаполы сего времени, 4 3 3 4 -, Д рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы. 4 4 1 2 2, III?