Четыре танкиста и собака
Шрифт:
— А я предпочитаю на телеге, — ответил Константин.
— Скучно, — заявил Лажевский и застучал по броне. — Скучно! — крикнул он танкистам.
Кос открыл люк и высунулся по плечи.
— Кажется, уже видны эти ворота?
— А как же, — кивнул головой Константин. — Ворота очень большие.
— Инструмент там остался. Сыграть бы, — сказал Черешняк, сидевший на танке. — А то вот пан подхорунжий говорит, что скучно.
— Шик вещь важная, — поддержал его Лажевский. — Пусть слышат, что поляки едут.
— А если бы не услышали, то могли бы подумать,
— Давай, — разрешил Кос, видя, что до цели уже недалеко, а вокруг никого нет.
— Держи, — вынырнул из другого люка Густлик с гармошкой в руках.
— Что-нибудь веселое… — предложил сержант.
— До самых ворот играй, — приказал Янек. — И погромче.
Черешняк уселся на башне, растянул мехи. Не пробуя аккордов, не задумываясь, свистнул пронзительно и с места заиграл танец оберек на полные обороты.
Слева между деревьями они уже ясно видели громаду рейхстага, накрытую погнутым дуршлагом купола. Оттуда приближалась колонна по четыре человека в шеренге, всего около пятисот человек.
— Немцы, — сказал фельдшер.
— Пленные, — добавил Юзек.
— Ехал на свадьбу, — смеялся Шавелло, — и то так весело на сердце не было. Одно меня огорчает, что я, уезжая из госпиталя, обманул хорошую женщину.
Колонна немцев шла неровным шагом, но сомкнутыми шеренгами. Офицеры — в первой четверке. Колонна проходила как раз мимо танка, на некотором расстоянии от него, когда вдруг в ней раздались выкрики. Шеренги рассыпались. Солдаты исчезли за стволами и в ямах от вырванных с корнями деревьев, застрекотали несколько автоматов, полетели гранаты.
Пехотинцев десанта как ветром сдуло. Хлопнули замки люков, повернулась башня, и орудие выплюнуло снаряд. Закудахтали оба танковых пулемета, заговорили автоматы Шавелло и Лажевского, Маруси и Зубрыка.
А Томаш играл на гармошке. Только соскочил на землю и шел около медленно идущего танка, защищенный броней от пуль.
Со стороны батальонной колонны рявкнуло сразу несколько десятков стволов, выстрелили первые танки, и четыре 122-миллиметровых снаряда тяжело шлепнулись среди деревьев, ломая стволы, как карандаши.
Снова раздались крики. Стрельба со стороны немцев прекратилась, и над цепью поднялись белые тряпки.
— Прекратить огонь! — крикнул Кос, поднимая крышку люка.
— Хватит! — крикнул Константин Шавелло.
— Будем их брать? — спросил Юзек.
— Это не наше дело. — Сержант показал на пехотинцев, которые бежали на помощь со стороны идущей сзади колонны танков. — Наше дело разведать дорогу. Садимся на танк! — сказал он таким тоном, будто речь шла о телеге.
Они вдвоем помогли взобраться на танк Черешняку, который продолжал играть свой оберек.
— Что ты валяешь дурака, вместо того чтобы стрелять? — возмутился Кос.
— Был приказ играть до самых ворот.
— Развернуть? — спросила Огонек. — Я сшила, как ты говорил.
— Развертывай, — решил Янек.
И в тот момент, когда «Рыжий» въезжал на изрытую минами,
Бранденбургские ворота с обеих сторон поддерживаются псевдоклассическими, украшенными колоннами строениями с фронтонами, долженствующими напоминать собою греческие храмы. Строения эти, загнутые, как короткие крылья, образуют с восточной стороны площадь, где поздним утром 2 мая 1945 года собралось несколько сот советских солдат.
Около пролетов между колоннами Бранденбургских ворот, забаррикадированных до высоты четырех или пяти метров, стояли грузовики и два танка. Перед ними — два прицепа для перевозки мебели, опрокинутые набок. Ближе, вокруг тяжелого танка ИС и бронетранспортера, вокруг торчащей высоко вверх мачты радиостанции, стояла шумная группа веселых солдат, к которым с танка обращался полный офицер.
Когда из-за южного крыла, гремя обереком, играемым на всю мощь гармошки, выехал «Рыжий» с бело-красным флагом над башней, все головы повернулись в его сторону.
— Это кто?
— Что за черт!
— Американцы?
— Нет, белое с красным и орел — это поляки.
— Товарищ генерал! — кричал полный полковник с танка. — Правду говорили! Вот ваш танк приехал!
Часть пехотинцев побежала встречать «Рыжего», около танка стало просторней, и теперь можно было рассмотреть орла на броне транспортера и польскую фуражку с серебряной змейкой. Генерал помахал рукой, повернулся и пошел навстречу своим.
Тем временем подъезжали все новые танки с польской пехотой, останавливались, на площади становилось все шумнее и теснее.
Когда генерал подошел к «Рыжему», все члены экипажа стояли навытяжку в решительных позах, а перед ними, на расстоянии нескольких метров, приседал, опускаясь на колено, фотограф, снимая их вместе с советскими солдатами.
— В газете напечатаем! — кричал он. — Внимание, товарищи! Улыбочка, и… готово!
Генерал положил руку на плечо Косу. Сержант обернулся и радостно закричал:
— Гражданин генерал, задание выполнено…
Он внезапно замолчал, увидев над генеральской змейкой не одну, а две звездочки. Он понимал, что надо поздравить, он искренне радовался этому повышению, но от волнения не мог найти слов. Весь экипаж стоял здесь же, рядом, и никто не сумел сказать того, что следовало. Одного Шарика не смутила новая звездочка — он прыгнул передними лапами на грудь генералу, замахал хвостом и радостно залаял.
— Вижу, все целы и здоровы, — сказал генерал и вдруг поднял брови. — Маруся — в польском мундире? Я думал, что буду первым, кто тебе об этом скажет, но, как вижу, ты уже знаешь о приказе.