Четыре всадника
Шрифт:
— Разумеется, вас никто не неволит, — поджав губы, отвечал кардинал. — Но задержитесь еще ненадолго, ибо мы, как вижу, не решили главного: что делать дальше, когда Баффельт окажется у нас в руках. Опасаюсь, что весть о пленении главы миссерихордии скоро дойдет до короля и все мы запросто можем окончить свои дни на плахе или костре… Уверен, что нашу Конфиденцию представят заговором рехнувшихся священнослужителей, коим приспичило устроить внезапный церковный переворот.
— Как только Баффельт окажется у нас, события примут совсем иной оборот, — заметил Шмиц. — Толстяк труслив и слаб волею; пригрозив ему хорошенько, мы выведаем все, что потребно. Вот только
— Разве сказанный вами стих уместен применительно к Баффельту, грейсфрате Шмиц? — с укоризною спросил Гинкмар, который почти все время молчал.
— А если и нет, что с того? Главное, что стих недурен, — усмехнулся престарелый председатель Великой Комиссии, и все согласились с ним, ибо и в самом деле было так.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,
в которой все собираются воедино и очень кстати приходятся изловленные Мальтусом Фольконом карлики
Я не принуждаю вас давать присягу, ибо вы, веря, что клясться запрещено, свалите грех на меня, который принудил бы вас к нему, но если вы желаете присягнуть, то я приму вашу присягу.
Памятуя, что старичок Базилиус Кнерц остановился в гостинице «Белая курица», Бофранк решил отправиться прямо туда, не тратя времени на посещение своего дома, где взять ему все равно было нечего.
В гостинице не составило труда отыскать комнату, кою занял Кнерц, и первой, кого увидал Бофранк, войдя туда, была Гаусберта.
— А вот и вы! — воскликнула девушка с легкою укоризною в голосе, словно она всю ночь дожидалась Бофранка, вышедшего ненадолго по малозначащим делам и сильно запоздавшего с возвращением.
— Как я рад видеть вас! — вскричал субкомиссар, с трудом удерживая радость, переполнявшую его сердце. Он был счастлив не только потому, что приезд Гаусберты означал еще одно раскованное звено в цепочке тайн; куда сильнее был счастлив Бофранк просто видеть прекрасный лик, не раз являвшийся ему во сне, и слышать незабвенный милый голос. Кстати припомнились ему и строки:
Взор ее трепетный — мой властелин; На королевском пиру Возле нее, как велит господин, Я на подушке сижу. Зубы — подобие маленьких льдин — Блещут в смеющемся рту, Стан виден гибкий сквозь ткань пелерин, Кои всегда ей к лицу, Кожа— А уж мы как рады, — проскрипел из своего кресла Бальдунг, и только тут Бофранк обнаружил, что все его воинство собралось в комнате и, кажется, держит совет. Но еще более поразил субкомиссара человек, стоявший у окна с видом загадочным и изо всех сил сдерживавший — сие явственно видно было по напряженному лицу его — сильные и глубокие чувства.
— Мальтус Фолькон! — воскликнул Бофранк. — Вот кого не чаял я увидеть!
— Однако ж я тут, хире субкомиссар, — со скромною улыбкою произнес юноша. — Посмею вас удивить еще более: жив и окаянный Оггле Свонк, которого я привез с собою, — он, верно, спит сейчас по своей привычке в комнате прислуги, если только не играет в карты или камешки.
— Но куда вы подевались в тот вечер? — спросил молодой Патс. — Мы где вас только не разыскивали…
— Не будем об этом, — отказался отвечать Бофранк. — Я полагаю, что и чудную историю вашего спасения, хире Фолькон, мы также выслушаем позже, как бы ни хотелось мне ее услышать. Я имею сообщить вам важное известие: мы не одни в своих тщаниях, и не знаю, к добру сие или же к худу.
Сказав так, Бофранк поведал друзьям о том, как попал он к добрым адорнитам, о Конфиденции Клириков и исходящем от нее предложении пленить Баффельта, скрытно проникнув в монастырь фелицианок.
Слова эти вызвали немалое замешательство, лишь Бальдунг, по своему обыкновению, проворчал:
— Не хватало нам только святош.
— Вздор! — сказал Рос Патс в волнении. — Покамест мы будем возиться с грейсфрате Баффельтом, Люциус исчезнет бог весть куда.
— Он и без того бог весть где, а предложение, что сделали нам отцы-клирики, из тех, от которых невозможно отказаться, — возразила Гаусберта. — Оставим Люциуса; я хочу прежде сказать, для чего собрала всех вас.
Только тут Бофранк понял, что и в самом деле именно Гаусберта собрала всех воедино, и в который раз поразился мудрости сей молодой особы.
— Хире Кнерц — человек честный, мудрый и преуспевший в науке, именуемой алхимией, — начала Гаусберта, не обратив внимания на гнусное хихиканье, что издал после этих слов нюклиет Бальдунг. — Постиг он многое, и в том числе ведома ему Третья Книга; знания хире Кнерца будут нам солидной помощью.
Услыхав сие, старичок приосанился и поправил свою и без того аккуратно уложенную бороду.
— Бальдунга знаю я с детства и еще девочкой бегала в его лесную хижину, где он учил меня ловле птичек и самым простым заговорам. Знание его иное, нежели у хире Кнерца, но оно от земли и света, от воздуха и воды, от цветов и деревьев, тварей летучих и ползучих, и сила его не менее полезна нам.
— От птичек, это надо же! — прошептал с улыбкою Кнерц так, чтобы нюклиет непременно услыхал его.
— Хире Бофранк, может быть, и не сведущ в магии, алхимии, ведовстве и прочих вещах, что доступны немногим, но волею судьбы именно он оказался в самой середине тайного круга. Было сие предопределено или же нет, однако ж сейчас хире Бофранк с нами и иного пути у него нет. Обо мне вы знаете; все, что получила я от отца и от мудрейшего Фарне Фога, употреблено будет во благо нашего союза. Стало быть, нас четверо; число сие непростое и, как я совсем скоро объясню вам, имеет совершенно особый смысл. Но прежде я хочу спросить хире Фолькона: нужно ли вам принимать с нами все опасности и горести, ибо вы, как я понимаю, человек здесь случайный и никаких обязательств перед нами не имеете?