Чингисхан. Книга 2. Чужие земли
Шрифт:
— К бою, господа! — звучно командует она, вынимая из кобуры тяжелый маузер.
Скифы, встревожено перекрикиваясь, начинают отступать к кустам. В нас летят стрелы. Тонкие, тростниковые, они противно посвистывают, вонзаясь в песок. Следом за амазонкой с маузером на берегу появляется еще с десяток всадников.
Все — мужчины, одетые в форму времен Гражданской войны. Фуражки, ремни портупеи, золото погон, шашки, карабины — классические белогвардейцы. Развернувшись в цепь, они сразу начинают стрелять поверх наших голов.
Красавица пускает своего скакуна
Мы тоже открываем огонь. Стрелы начинают лететь гуще. Скифы скрываются в густом кустарнике, оставив на гальке полтора десятка мертвых тел.
— Господа офицеры! — кто-то из всадников взмахивает шашкой. — Достаточно! Есаул! Ваша очередь!
Амазонка тоже останавливается, убирает маузер, поворачивает коня. Есаул — высокий, усатый мужик с чубом — спешивается, и, держа наперевес ручной пулемет с толстенным стволом, отходит в сторону. Широко расставив ноги в коротких, гармошкой, сапогах, он дает по кустам очередь.
— Ду-ду-ду-ду-ду! — мощно, басовито грохочет пулемет. Летят срубленные пулями ветки, скифы кричат, поспешно покидая поля боя.
Стрельба стихает.
— Пулемет системы Льюиса — самое действенное средство против дикарей. — Один из офицеров, тот самый, что отдавал приказ есаулу, спрыгивает с коня рядом с нами. У него нервное, туго обтянутое желтоватой кожей лицо и изящная эспаньолка. — Эти варвары боятся его до жути. Господа, позвольте представься — штабс-капитан Слащев Петр Петрович! Здравствуйте, Майор.
Он кивает Бейкопу. Тот хрипит, поворачивает налитое кровью лицо — и падает. Мы с Нефедовым бросаемся к англичанину. Оказывается, тонкая скифская стрела пробила ему шею. Майор хрипит, во рту пузырится кровавая пена.
— Успокойтесь, господа, — штабс-капитан вытаскивает наган. — К сожалению, сегодня мистер Бейкоп нам не компаньон. Встретимся завтра.
И он стреляет в голову майора, обрывая его мучения, я вскрикиваю.
— Поначалу всем трудно привыкнуть, — убирая револьвер, понимающе кивает Слащев. — Но я не услышал ваших имен…
С трудом отведя взгляд от затихшего Бейкопа, вслед за Нефедовым представляюсь.
— Из какого вы года? — немедленно спрашивает штабс-капитан, похлопывая сложенной вдвое нагайкой по голенищу сапога. Похоже, здесь этот вопрос заменяет традиционное «От куда вы?».
К нам подъезжают остальные. Только прекрасная амазонка гоняет своего белого скакуна по мелководью, поднимая тучи брызг.
— Мы из тысяча девятьсот восьмидесятого, — сообщает Нефедов и в свою очередь, спрашивает: — Петр Петрович, а не родственник ли вы будете Якову Александровичу Слащеву?
— Это мой дядя, господин профессор. К сожалению, я ничего не знаю о его судьбе — мы покинули границы бывшей Российской империи в двадцать первом. Дядя находился в эмиграции. По слухам, у него там были какие-то трения с Главнокомандующим, бароном Врангелем…
— Не знаю, насколько приятно вам будет это узнать, Петр Петрович, но ваш дядя генерал Слащев в конце двадцать первого года по разрешению советского правительства вернулся в страну. С двадцать второго года преподавал тактику на высших курсах командного состава Рабоче-крестьянской Красной армии «Выстрел». В двадцать четвертом издал книгу воспоминаний «Крым в 1920 году». В начале двадцать девятого убит неким Лазарем Коленбергом в собственной квартире, якобы из-за казненного в годы Гражданской войны брата.
Все это Нефедов отчеканивает на одном дыхании, глядя прямо в глаза штабс-капитану. Столпившиеся вокруг офицеры взволнованно переговариваются, кто-то кричит: «Не может быть!»
— Успокойтесь, господа! — Слащев усмехается. — Иного от дяди Якова я и не ожидал. Он — блестящий офицер, солдат от Бога, но, сожалению, ничего не понимает в политике. Не понимал… Есаул, протирая ствол пулемета промасленной тряпкой, хмуро бросает:
— Коммунисты, небось?
— Увы, — улыбается Нефедов. — Рылом, пардон, не вышли.
— Отчего же «увы»? — иронично изгибает бровь штабс-капитан.
— В Советском Союзе быть членом партии значит иметь хорошие карьерные перспективы, — серьезно отвечает профессор. — Все очень изменилось господа. Если у вас есть желание, я могу многое поведать вам о том, как мы теперь живем.
Следя за разговором, я не замечаю, как к нам подъезжает амазонка. Вблизи эта женщина еще прекраснее. У нее лицо греческой богини, точеная шея, узкая талия, перехваченная офицерским ремнем. На атласной коже блестят капельки воды. Высокая грудь, плоский живот, стройные бедра. И глаза — холодные глаза много повидавшего человека. На вид Ольге не более тридцати.
— Ну, — лукаво улыбается она. — Петр Петрович, познакомьте же меня с новоприбывшими!
Жаркий костер трещит посреди поляны. Вечереет. Бивуак отряда штабс-капитана Слащева шумит голосами, звенит стаями, в отдалении хлопают выстрелы — это есаул с любезного разрешения Нефедова осваивает его М-16.
Я валяюсь на траве в стороне от костра, бездумно смотря на закат. Старые карагачи [14] качают ветвями над моей головой, в траве попискивают мыши. Фыркают стреноженные кони.
14
Так в Средней Азии называют вязы.
С полудня мы заняты тем, что пьем спирт, закусываем жареным мясом свежеубитого оленя, ведем долгие разговоры, ссоримся, миримся, стреляем, устраиваем скачки на лошади опять пьем. Все бы хорошо, но мысль о том, что этот пикник навечно, буквально отравляет мне жизнь.
Слышу шаги.
— Отчего вы скучаете, Артем Владимирович?
Ольга. Или, как ее называют господа офицеры, княгиня Ольга Павловна. Я знал, что она придет.
— Отдыхаю.
— Вы странный.
— Не страннее других. Тут, у вас в долине, такой паноптикум…