Чингисхан. Пядь земли
Шрифт:
— Хороший, — улыбнулся Эйрих. — Но строгий. Живёшь достойно — он вознаграждает. Живёшь как сволочь — жди наказания.
— А как достойно, деда? — спросил гигант.
— Как ты живёшь, — похлопал его по предплечью Эйрих. — Ты — хороший человек, Альвомир, поэтому всё у тебя будет хорошо.
— Спасибо, деда... — заулыбался Альвомир, а потом спохватился. — Ты тоже хороший, Эрик!
— Спасибо, Альвомир, — покивал Эйрих. — Пойдём, нам нужно в Сенат. Вечером закончишь резьбу.
— Ох... — с сожалением вздохнул гигант. — Пойдём...
Полдень, но Солнце сокрыто облаками, а с небес моросит мелкий дождик. Под
У здания Сената было безлюдно, но изнутри доносились крики и ругань.
Сооружение получило некоторые обновления: главный вход обзавёлся массивной дубовой дверью с двумя створками, а немногочисленные окна получили стекло. (1)
«Красиво зажили...» — подумал Эйрих с неодобрением.
С другой стороны, если Сенат будет выглядеть сборищем бедных и больных стариков, то что подумают другие об остготском племени?
«Главное, не переступать черту между статусностью и роскошью», — пришла Эйриху в голову мысль. — «Римляне зажрались — к чему их это привело?»
То, что римляне зажрались — это очевидный всем факт. Император тратил на личный дворцовый театр не менее пятисот солидов в месяц, когда город голодал. Император тратил не менее двух тысяч солидов на ни за что отвечающих людей в своей свите, когда легионы содрогались под ударами бесчисленных варваров. Вроде мелочь, если оценивать масштаб империи, но показательная мелочь.
«Как можно верить в императора, свита которого бесится с жиру и выкидывает недоеденное, когда в городе простой люд ест не каждый день?» — задал себе риторический вопрос Эйрих. — «Мои подданные всегда были довольны своим куском жирного мяса, даруемого им мною. Никто не может сказать, что Чингисхан был с кем-то несправедлив. В этом таилась моя мощь — никто не мог подбить сытых людей на мятеж и бросить мне вызов».
Могущество и стабильность его державы держалась не только на этом, а ещё и на богатых трофеях и дани, непрерывно привозимых из покорённых держав, но это лишь подкрепляло его подход — когда все довольны тем, что имеют, никто не восстаёт.
Именно поэтому Эйрих не жадничал, выплачивая зарплату своей дружине: за место в его дружине держатся руками и ногами, отчаянно кусая всех, кто пытается подобраться поближе. Ушедшие в Константинополь дружинники вернулись обеспеченными людьми, но уходить и жить спокойно не желают, терпеливо ожидая следующего похода.
«Мы легко могли умереть, но выжили, пусть и не все», — внутренне усмехаясь, подумал Эйрих.
Он открыл дубовую дверь, украшенную изысканной резьбой с сюжетом из Троянской войны, где Ахиллес бился с Гектором.
— ... а щас выйдем, я тебе клюкой по башке настучу, глиста ты седомудая!!! — сразу же услышал он голос сенатора Дропанея.
Угроза была направлена, как всегда, в адрес сенатора Сигумира Беззубого, имеющего сейчас настолько озлобленный взгляд, что имей он материальное воплощение, Дропаней бы умер на месте.
— Хренов ты старый пердун, а сейчас и выйдем, имей тебя три коня!!! — вскочил сенатор Сигумир. — Я тебе твою клюку в гузно затолкаю, и изо рта твоего вытащу!!!
— Эйрих Щедрый прибыл!!! — заметил нового человека сенатор Торисмуд, решивший, что этим объявлением можно сбавить накал двух непримиримых противников. — Напоминаю, драки в зале заседаний и на священной территории запрещены! Штраф — десять солидов!
Когда
— Долгих лет здоровья вам, почтенные! — поднял руку в знак приветствия Эйрих.
Ему начали отвечать в разнобой, создав громкий и неразборчивый гул.
— Расскажи нам, как всё прошло? — когда ответные приветствия стихли, спросил Торисмуд. — Слухи ходят разные, один краше другого, поэтому нам бы хотелось послушать историю из первых уст, а не из пересказов.
Эйрих прошёл в центр зала и оглядел стариков.
Все одеты весьма прилично, кто-то, в подражание римским сенаторам, начал носить тоги, дабы подчеркнуть преемственность этого законодательного учреждения, пусть остготы и не имеют никакого отношения к Сенату Рима и даже Константинополя. Но были и члены Чёрной фракции, одевающиеся в традиционные для остготов наряды, пусть и украшенные золотом с серебром — в пику новомодным веяниям, в знак приверженности старой жизни.
— Начну, как всегда, с начала, — заговорил Эйрих. — Мы выехали из деревни рано утром...
Рассказ его, в точности повторяющий тот, что был рассказан вчера, в бражном доме, был завершён за тридцать с лишним минут. Он не упустил ничего, осветив все важные события и их последствия. Также он рассказал о договоре с консулом Флавием Антемием, предусматривающим определённые обязательства со стороны Эйриха и Сената остготского народа.
— Скажи-ка, а то я упустил в ходе твоего рассказа, сколько точно ты кольчуг и шлемов получил? — спросил Куруфин, лидер Зелёной фракции.
— С асдингов получил триста восемьдесят три кольчуги и девятьсот десять шлемов, многие были побиты, но мы их починили у римлян, — начал считать Эйрих. — Четыреста кольчуг и шлемов, римских, я купил в первые дни в Филиппополе. Ещё восемьсот кольчуг и шлемов, тоже римских, купили после того, как мы вернулись с разгрома асдингов. Две с половиной тысячи кольчуг и шлемов, римских, нам передал консул Флавий Антемий. Потом я не ходил без дела и покупал кольчуги со шлемами там, где вообще готовы были продавать — вышло двести сорок семь. В сумме выходит четыре тысячи триста тридцать кольчуг и четыре тысячи восемьсот пятьдесят семь шлемов.
Раздался слитный вздох удивления. Это личный успех Эйриха, потому что, когда ему выдавали деньги, рассчитывали на вдвое меньшее количество брони.
— Та-а-ак... — произнёс Куруфин. — А топоров, копий и мечей со щитами?
Эйрих начал считать.
— Тысяча спат от консула, — произнёс он. — Восемьдесят четыре штуки боевых топоров я купил у римлян в Филиппополе, ещё двести девять боевых топоров я купил в Константинополе — такое оружие у них не в ходу, они больше предпочитают мечи. Четыреста копий купил в Филиппополе, а ещё четыре тысячи передал нам консул Флавий Антемий. Ну и я прикупил по случаю ещё сто тридцать штук. Щитов я купил четыреста в Филиппополе, ещё четыре тысячи передал римский консул, а также я приобрёл у других римлян девяносто штук. В итоге топоров двести девяносто три, мечей тысяча, а также четыре тысячи пятьсот тридцать копий, называемых римлянами ланцеями, четыре тысячи четыреста девяносто щитов, а также двести аркобаллист, купленных от особого расположения викария Соломона Атратина Приска из Филиппополя.