Чингисхан. Сотрясая вселенную
Шрифт:
Во-вторых, у них скопилось некоторое количество денег и ценностей, которые можно потратить на действительно полезные вещи. Например, на доспехи, оружие, трактаты философов и ученых…
В-третьих, ему до одури хотелось посмотреть на настоящую цивилизацию, на настоящую Римскую империю. Ту самую, которую с восторгом описывал Марцеллин или сухо констатировал Август. Это стоит как минимум увидеть, а лучше пощупать.
«Если не сейчас, когда все начало немного успокаиваться и вошло в верную колею, то когда еще?» – подумал Эйрих.
Зевту
Остальных жителей деревни Эйрих не спрашивал. Мать понимает, что Эйрих – это взрослый мужчина, сам решающий, как ему действовать, а братья с сестрой не настолько привязаны к нему, чтобы не желать его убытия в неизведанную даль.
Вместе с Эйрихом в Афины пошло пятьдесят воинов, выделенных Зевтой под его командование. Каждого снабдили кольчугой, шлемом, хорошим топором и щитом. Также с ними поехали две телеги с награбленным добром. Нужно будет реализовать все это за хорошие деньги, после чего приобрести товары по списку. Список находился у Виссариона, который лучше всех подходил для такого рода деятельности.
– Только вернись, сын, – напутствовала Эйриха Тиудигото.
– Обещаю, – ответил Эйрих.
– Никого не грабь, – сказал ему Зевта.
– Я не дурак, – ответил Эйрих.
– Ступай, сын, – улыбнулся Зевта. – Ждем тебя с надеждой.
Эйрих обернулся на построившихся в колонну воинов. Здесь Ниман Наус, как заместитель юного командира, здесь Хумул, как желающий посмотреть на южные земли, тут же Виссарион и Татий, эти ради практических целей, то есть взаимодействия с римлянами.
– За мной! – приказал Эйрих и пошел по дороге на юг, но затем вновь повернулся назад. – Альвомир, ты тоже!
– А-а-а, – посмотрел на него здоровяк и пошел вслед за остальными.
Здоровенный детина, внук покойного Гундимира, после похорон оказался никому не нужен. Это было ясно еще в момент гибели старейшины, потому что все как-то резко охладели к раненому Альвомиру. Он умственно отсталый, раненый. Зачем такой кому-то? Но Эйрих оценил боевые способности этого гиганта и провел с ним беседу, напрямую предложив службу в будущей дружине. Пришлось сказать, что Эйрих будет ему как дед, потому что Альвомир очень плохо понимал концепцию службы в дружине.
Пришлось обещать сытную кормежку, теплое спальное место, а также «блестяшки», то есть, вероятно, блестящие украшения, которые очень нравятся Альвомиру. Женщины его не интересовали, как и богатство. Альвомиру нужны были «блестяшки», вкусная еда, сладости и дом.
Когда Альвомир полностью восстановится, Эйрих использует его как собственного чемпиона, если кому-то придет в голову бросать ему вызов. В условиях поля боя от Альвомира, судя по всему,
Гундимир экономил на экипировке своего внука, но Эйрих такой ошибки допускать не собирался. У Марцеллина описывались некие «парфянские катафрактарии». Это конные воины, победившие Марка Красса во время его похода. Конники эти были облачены в тяжелую броню с ног до головы и пользовались длинными копьями. Ужасный лобовой удар сметал даже самых лучших легионеров, потому что никто не в силах выдержать такой натиск. Но катафрактарии Эйриха интересовали не копьями, а броней. Если такую броню способны сделать в Афинах, то она нужна Эйриху.
«Заковать Альвомира в катафрактскую броню, вооружить двуручной секирой… – представил он картину. – Его нельзя будет убить, а он сможет убить любого. Ведь будь у него в руках топор…»
Будь у Альвомира на поединке топор, Эйрих бы сейчас не думал. Уже давно бы сыграли по нему тризну, погоревали и забыли. Кувалда на длинной рукояти – это зрелищно, но медленно. Секира – это оружие поединщика и палача.
– Пошевеливайтесь! – приказал Эйрих. – Нужно пройти как можно дольше до заката!
28 декабря 407 года нашей эры, Восточная Римская империя, провинция Ахейя, г. Афины
Перед Эйрихом открылся вид на крупный город, богатый высокими зданиями из белого камня, статуями, храмами, а также толпами горожан. Эйрих видел китайские города, и, следует сказать, они были гораздо больше и более плотно населены. В прошлой жизни он чувствовал угрозу от таких скоплений людей, потому что чувствовал гнетущую мощь городов.
– Ничему-то они не учатся, – неодобрительно покачал головой Хумул.
– Ты о чем? – поинтересовался Эйрих, созерцающий эту навевающую философские мысли картину.
– Аларих хотел взять этот город, как я слышал, – произнес Хумул, – но жители выплатили ему дань, и он ушел. А так окрестности визиготы хорошо пограбили, даже мне, когда они обратно проходили, кое-что перепало. – Бывший охотник залез под воротник и извлек на свет золотой крест на бечевке.
– Видал, да? – спросил он.
– Дорого стоит, наверное, – хмыкнул Эйрих.
– Золото чистое, – со значением произнес Хумул. – Выменяю на бабу молодую.
– Я бы не показывал такое в этом городе, – произнес Татий, стоящий рядом с Эйрихом.
– Это почему? – нахмурился Хумул.
– Явно же с попа какого-нибудь снято, – пояснил Татий. – Такие вещи у простых людей не водятся… И да, действительно дорого выглядит. Это точно испортит отношение.
– Римлянин прав, – поддержал чужака Ниман Наус. – Они же очень обижаются, когда мы грабим церкви… Напомним об этом – и быть беде.
– Аларих, как говорят, благочестивый христианин, – покачал головой Эйрих. – Он не мог позволить грабить церкви.