Чингисиана. Свод свидетельств современников
Шрифт:
Народ этот не знает письменности; договариваются только на словах и заключают контракты нарезыванием меток на дереве*. Встретив обед, они без церемонии садятся вместе с хозяевами; во время бедствий бегут наперерыв; приказаний никогда не ослушиваются и, давши слово, не изменяют ему; у них остались следы нравов глубокой древности.
Далее, через четыре перехода на северо-запад, мы переправились через реку*, за которой началась равнина; на окраинах ее горы и долины прекрасны, трава тучная и вода добрая; на западе и востоке есть основания древнего города*, еще свежие; можно было распознать улицы и переулки; устройство
Вскоре нашли в земле старую черепицу с киданьскими на ней буквами. Это был, вероятно, город, построенный теми киданьскими воинами, которые удалились сюда, не желая поддаться новой династии (Цзинь. — А.М.). Говорили также, что отсюда на юго-за-пад, более 10 000 ли, есть город Сюнь-сыгань*, построенный в самом лучшем месте государства Хойхэ (Туркестана. — А.М.), который составляет столицу киданей*, где царствовали преемственно семь их императоров.
28-го числа мы остановились на восток от орды*. Посланец отправился наперед доложить о нашем прибытии императрице и получил от нее приказание просить учителя переправиться через реку.
Река эта течет на северо-восток (Орхон или Тола. — AM); широка и глубока по ступицу колеса. Переправившись через реку, мы вступили в становище и тут оставили телеги; на южном берегу были тысячи телег и юрт. Каждый день приготовляли кумыс и сливки. Царевны из дома Хитайского и Ся* прислали в подарок одно доу рису и 10 лан серебра*; здесь за 50 лан можно купить только 80 гинов муки; ибо мука приходит сюда из-за северных гор, более чем за 2000 ли*; торгующие варвары западных стран* доставляют ее вьюками на верблюдах. В средний период жары в юртах не было мух.
Орда, по-нашему сказать, походный дворец. Колесницы и юрты орды имеют величественный вид; такого великолепия не было у древних Шаньюев*.
…С рассветом мы снова отправились вдоль южных гор, на которых мы усматривали снег. Станционные сказывали, что на севере этих снежных гор стоит Балгасун Тянь чжень хая*; Балгасун по-нашему значит город; в нем есть хлебные магазины; посему он называется также Цан Toy (т. е. магазин. — А.М.).
7-й луны 25-го числа живущие здесь ремесленники и рабочие из китайцев* толпой вышли навстречу учителю; все они были в восторге, восклицали и кланялись ему и пошли наперед его с разноцветными хоругвями, цветными зонтами и душистыми цветами… На другой день посетил учителя Чжень хай с северной стороны гор Абу хань*.
Учитель, в разговоре с ним, говорил ему: «Хотя я уже в преклонных летах, однако ж, повинуясь двукратному, настоятельному повелению императора, отправился в далекий путь; я проехал несколько тысяч ли прежде, чем достиг управляемой тобою страны. В Шамо*, большей частью, не занимаются земледелием; поэтому я обрадовался, увидев здесь зрелые жнивы. Хотелось бы провести здесь зиму и обождать возвращения императора. Как вы думаете об этом?»
Посланец сказал на это: «Учитель получил непременное повеление; поэтому я, со своей стороны, не имею ничего сказать. Пусть рассудит это Чжень хай».
Чжень хай сказал: «Недавно было повеление императора всем начальникам мест, дабы они, если учитель будет проезжать у них, не
Учитель сказал на это: «Если такова судьба, то остается избрать день для отъезда».
Чжень хай сказал: «Впереди будут высокие и крутые горы и обширные болота, где нельзя проехать в экипаже; надобно будет сократить число телег и спутников и ехать налегке верхом»…
8-го числа, взяв с собой десять учеников, на двух телегах и в сопровождении двадцати с лишком станционных монголов, учитель отправился около великих гор на запад.
…Потом прибыли мы в один город, где нашли траву и воду; далее проехали одним городом, хойхэский старшина которого вышел далеко нам навстречу, угостил нас, на юге от города, обедом и поднес виноградного вина; причем, по его приказанию, мальчики забавляли нас, лазая по шестам и танцуя с мечами. Потом, проехав еще два города, мы полдня ехали в горах и выехали на долину, простирающуюся с юга на север; здесь мы провели ночь под шелковичным деревом; это дерево тенью своей могло прикрыть до ста человек. Далее, прибывши к одному городу, мы видели на дороге колодец глубиной более ста футов; один старик из Хойхэ коровой вертел колодезный ворот и вычерпывал воду для жаждущих; когда Император проходил здесь на завоевание запада, то, увидев старика при этом занятии, подивился этому и повелел освободить его от оброка и повинностей.
В 3-й луне (1222 года. — А.М.), в первой декаде, прибыл из ханской ставки Али-сянь с таким повелением Императора: «Святой муж! Ты пришел из страны восхода солнца, пробрался с трудом через горы и долины и утрудился крайне. Теперь я уже возвращаюсь (в Монголию. — А.М.) и нетерпеливо желаю слышать толкование Дао; не поленись встретить меня».
На имя посланца Чжун лу было следующее повеление: «Ты, с моим повелением, проси его; если ты угодишь моей мысли — после я поставлю тебя на доброй земле»*.
Потом было повеление Чжень хаю: «Ты, сопровождая и сберегая учителя тщательно, заслужил мое благоволение».
Вместе с тем повелено темнику Бо лу чжи (возможно, Борчу. — А.М.) с 1 000 латников сопровождать его при проходе через Железные ворота*.
Потом, через четыре дня, мы прибыли в ханский стан. Хан выслал навстречу учителю вельможу Хэла бодэ. Это было в 5-й день 4-й луны.
Когда устроено было помещение для учителя, он представился Императору*. Хан приветствовал его, говоря ему: «Другие дворы приглашали тебя*, но ты отказался; а теперь пришел сюда из-за 10 000 ли; мне это весьма приятно».
Учитель отвечал: «Что горный дикарь пришел сюда, по повелению Вашего Величества, то воля Неба».
Чингис был доволен; он пригласил его сесть и приказал подать ему кушанья; потом спросил его: «Святой муж! Ты пришел издалека; какое у тебя есть лекарство для вечной жизни*, чтобы снабдить меня им?»
Учитель отвечал: «Есть средства хранить свою жизнь, но нет лекарства для бессмертия»*.
Чингисхан весьма похвалил его чистосердечие и прямоту. Он приказал приготовить две юрты для его проживания, на восток от ханской [юрты].