Чингисиана. Свод свидетельств современников
Шрифт:
С этими словами Дэй сэцэн проводил Есухэя в свою юрту, и взглянул на дитя Есухэй,
И пришлась по сердцу она ему, Ибо ликом светла была она, И в глазах ее сверкал огонь.Девочку звали Бортэ*; было ей десять лет, и была она на год старше Тэмужина.
Переночевав у Дэй сэцэна, наутро Есухэй-батор стал сватать его дочь. И молвил Дэй сэцэн в ответ:
«Заставь упрашивать себя — Да уважаем будешь, Без долгих уговоров согласясь — Униженным пребудешь.Хотя и говорят в народе так*,
На это Есухэй-батор отвечал;
«Я сына, так и быть, тебе оставлю. Прошу, любезный сват, лишь об одном: собак боится сын мой, Тэмужин; не допусти, чтоб псы его пугали»*.
И отдал Есухэй-батор свату Дэй сэцэну в подарок заводного коня своего и, оставив сына в зятьях, отправился восвояси.
По пути в степи Цэгцэрской наехал Есухэй-батор на татарский стан и попал на татарский пир. И сошел с коня утолить жажду на пиру. И признали татары Есухэя из хиадского рода, и усадили, и потчевали его на пиру. А сами, отмщения жаждя, сговорились тайно и подмешали в еду ему яду. И на пути домой от стана татарского занемог Есухэй-батор и домой чуть живой воротился через три дня.
«Мне плохо! Есть рядом кто-нибудь?» — вскричал Есухэй-батор.
«Я подле вас», — ответил Мунлиг, сын старика Чарахи из племени Хонхотадай.
Призвав его к себе, Есухэй-батор молвил: «Послушай, Мунлиг! Дети — малолетки у меня. А Тэмужина, старшего из них, оставил я у свата Дэй сэцэна. Но по пути домой в татарском стане я был отравлен. О, как же худо мне! Так позаботься ты, мой верный Мунлиг, о сиротах моих и о вдове. И сына, Тэмужина моего, немедля привези ко мне…» И, заповедав Мунлигу сие, он опочил.
Мунлиг, выполняя волю Есухэй-батора, пришел к Дэй сэцэну и молвил: «Достопочтенный Есухэй по сыну своему истосковался, и я приехал, чтоб его забрать».
И отвечал ему тогда Дэй сэцэн: «Коли скучает сват по сыну, мы Тэмужина тотчас же домой отправим. Но вскорости ему прибыть обратно надлежит». Отец Мунлиг* выслушал эти слова, забрал Тэмужина и привез в отчину.
В тот год весной*, когда жены Амбагай-хана — Орбай и Сохатай — принесли дары к жертвеннику на могилах предков, Огэлун ужин запоздала, и ей не досталась ее доля поминальных кушаний. Приступив к Орбай и Сохатай, Огэлун ужин сказала: «Почто обделена я вами на поминальной трапезе сегодня? Не потому ли, что скончался Есухэй, а сыновья мои еще не повзрослели?
Неужто даже и глаза в глаза Мы будем лишены почтенья, Неужто даже о перекочевках Не будете нас впредь предупреждать?!»Услышав сие, Орбай и Сохатай вознегодовали:
«Ты приглашений, подношений ждешь? — К чему поспела, тем и рот набьешь. Прислуживать тебе? — Нужна ты больно!.. Что ухватила, тем и будь довольна.Не потому ли, что нет с нами хана Амбагая, осмеливается теперь глумиться даже Огэлун над нами?!»
И стали они подбивать соплеменников: «Давайте откочуем все отсюда, а Огэлун здесь бросим вместе с сыновьями».
Наутро следующего дня Таргудай хирилтуг и Тудугэн гир-тэ, предводители тайчудов*, во главе своего племени двинулись к реке Онон. Так соплеменники покинули Огэлун и ее сыновей.
Тогда старик Чараха из племени Хонхотадай поскакал и нагнал их, и стал уговаривать вернуться. И сказал ему Тудугэн гиртэ:
«Пересохший род. Ни воды, ни травы, И потрескались белые камни, увы».И не вняли словам старца тайчуды и пошли дальше. А Тудугэн гиртэ ударил старика Чараху копьем в спину и прогнал прочь со словами: «Будешь знать, старик, как мне перечить!»
Возвратился старик Чараха раненым и лежал, страданиями мучимый, когда пришел к нему Тэмужин. И молвил старик Чараха из племени Хонхотадай: «Откочевав, тайчуды увели с собою весь народ, что собран был отцом твоим достойным; его нагнал я, воротить желая, да сам, как видишь, едва живым вернулся». И заплакал Тэмужин, и ушел от старика весьма опечаленным.
Тогда Огэлун ужин сама поскакала вослед ушедшим, и держала она в руке знамя святое*. Воротила она иных из ушедших, но и они вскоре удалились вслед за тайчудами.
Так братья-тайчуды покинули вдовицу Огэлун ужин и сыновей ее малолетних и отошли от родных пределов*.
От рожденья премудрая, мать Огэлун Дэл свой поясом повязала, По теченью Онона то вверх, то вниз Все бродила она, кочевала. Что в степи съедобного было, Тем детей она и кормила. Дни в пути, в трудах проводила. От рожденья упорная мать Огэлун Шла не знающим устали шагом С суковатой дубовою палкой в руках По ложбинам да по оврагам, Вверх и вниз… Набравшись терпенья, Все искала, копала коренья. Было трудно ей, горько было, Но достойных сынов вскормила. От рожденья прекрасная мать Огэлун Берегами речными бродила, Собирала по осени дикий лучок, Даже рыбу удою удила. Не жалела рук, не жалела ног И сынов державных взрастила. Был характер тверд, был порядок строг — Вот что в жизни детей укрепило. Ясноликая ханша-мать, Ты сумела детей поднять, От щедрот питая степных. Сыновей научила мать Званье, долг свой осознавать, Гордость ты заронила в них. С берегов Онона-реки Стали дети кидать крючки, Сами стали рыбу ловить, Чтобы мать Огэлун накормить. Строгих правил держится мать — Сыновьям державными стать. Тот рыбак и этот рыбак — Год за годом мужали так. Наловчились рыбу ловить, — Могут братья мать прокормить.И вот однажды Тэмужин, Хасар, Бэгтэр и Бэлгудэй* ловили рыбу, и попалась на крючок светлая рыбешка. Но Бэгтэр и Бэлгудэй себе ее забрали. И приступили тогда Тэмужин и Хасар к матери и с обидой говорили: «Сейчас поймали мы рыбешку, но братья Бэгтэр и Бэлгудэй себе ее забрали».
На это мать им отвечала:
«Что за охота вам, братьям, так препираться?! Иль вам неведомо, что ныне Нет у вас друга, кроме вашей тени, Как нет и плети, кроме конского хвоста.Коли такие промеж вас раздоры, как сможем мы отмстить отмщением ворогам-тайчудам?! Неужто рознь вас одолела, как прежде сыновей Алан гоо? Я истинно вам говорю: не смейте!»
Но не вняли Тэмужин и Хасар материнским словам, прекословили: «Вчерашний день пичугу подстрелили мы, так Бэгтэр с Бэлгудэем также отобрали. И нынче тоже отняли улов. Но коль они такие, как жить нам вместе дальше?!»
И, вознегодовав, вышли они прочь и в сердцах громко хлопнули дверью. И подкрались Тэмужин и Хасар один сзади, другой спереди к Бэгтэру, когда тот на пригорке пас девять соловых коней. Узрев, что братья приложили стрелы к тетиве и уж готовы выстрелить в него, он возопил: «Покамест мы разора у тайчудов ждем, пока отмщением отмстить им не сумели, за что вы, братья, погубить меня решили; ресницею глазной, навек падучей, блевотиной, ртом извергающейся вон, зачем меня хотите обратить? Пока у нас нет друга, кроме нашей тени, как нет и плети, кроме конского хвоста, почто меня вы вознамерились убить? Прошу, не разоряйте мой очаг, не погубите брата Бэлгудэя!» С этими словами Бэгтэр сел, скрестив ноги, и смиренно ждал, что будет. И тогда Тэмужин и Хасар пустили в него свои стрелы, один спереди, другой сзади, и убили его*.