Чиновникъ Особых поручений

Кулаков Алексей Иванович

[6] Фашодский кризис — конфликт между Великобританией и Францией в 1898 году, вызванный борьбой за господство в Африке. Название получил от населённого пункта Фашода на Верхнем Ниле, захваченного вооруженным отрядом под командованием майора французской армии Маршана.

[7] Дедушки (фр).

[8] Дерьмо (фр).

Глава 12

Глава 12

Хотя вопрос с похищенным архивом покойного императора Александра Александровича и требовал наискорейшего разрешения, его внук сначала тайком отправил несколько «молний»-телеграмм, а затем целых три дня беззаботно «выгуливал» по парижским достопримечательностям, дорогим ресторанам и еще более дорогим ювелирным салонам свою фаворитку Любовь Николаевну. Делал он это с определенным умыслом: во-первых, старательно создавая у парижских репортеров и прочей любопытствующей публики полное впечатление того, что он действительно прилетел ради отдыха и развлечений. А во-вторых, и это было гораздо важнее — ожидая прибытия

затребованного наглыми шантажистами выкупа, быстро собрать который из-за требований неизвестных похитителей было довольно нетривиальной задачей. Однако доверенные чиновники его старшего брата все же справились, объявившись в «Континентале» под видом пятерых новых постояльцев. Кроме трех-четырех вместительных дорожных кофров у каждого из новоприбывших, путешественники имели и прислугу для перетаскивания багажа: двоих «личных секретарей-компаньонов» с характерной походкой потомственных каваллеристов, шикарными усами и специфическими мозолями от регулярных тренировок с шашками — и трех неприметных «камердинеров» с манерами, что вырабатываются лишь годами верной службы в Дворцовой страже. Коротко пообщавшись с чиновниками Министерства Императорского Двора, и выждав еще денек для верности, Михаил дал безобидное объявление в паре французских газет. Не сам, конечно, и не на свое имя — иначе его в первой же редакции просто взяли бы в осаду, домогаясь хоть какого-нибудь интервью… Любители чужих писем откликнулись на следующий же день, прислав в конверте из дешевой (едва ли не оберточной!) бумаги лаконичные инструкции — предписывающие Великому князю с самым минимумом сопровождения как можно быстрее выехать в прибрежный город-порт Кале. Увы, но отправиться тотчас не получилось: помешали набежавшие со всего Парижа репортеры, среди которых кто-то пустил слух о желании русского prince Мишеля сделать какое-то важное заявление. Пока в этом недоразумении разобрались, пока русский посол князь Урусов отвлек внимание газетчиков на себя… Затем пришлось разыграть сценку «Его императорское высочество недоволен разыгравшейся шумихой, и переезжает в особняк своего друга князя Агренева» — где мадемуазель Егорова была столь талантлива и убедительна в своем огорчении, что ей бы впору не балет танцевать в Мариинке, а блистать на сценах Больших и Малых императорских театров! Девушка (хотя благодаря августейшему любовнику уже вполне себе молодая женщина) вообще оказалась очень сообразительной и тактичной, проявив себя настоящей умницей. Ни тебе лишних вопросов, ни тебе капризов: раз надо помочь изобразить присутствие Михаила Александровича и его друга, пока они будут отсутствовать по важным делам — значит, поможет в меру своих скромных сил. Хотя глазки Любы, конечно, моментально загорелись любопытством. Да и причастность к чему-то явно очень серьезному, весьма приятственно щекотала самолюбие молодой балерины, моментально вспомнившей и примерившей на себя сразу несколько романов популярнейшего литератора мсье Дюма-старшего.

— Возвращайтесь скорее, mon cher ami![1]

Но даже с такой поддержкой и нежным напутствием, ее сердечному другу и его скромной свите так и не удалось сесть на утренний экспресс до Порт-Кале. Пришлось довольствоваться вечерним поездом — к тому же самым обычным пассажирским, едва тащивщимся по рельсам и делавшим краткие остановки на каждой мелкой станции и даже некоторых полустанках. Неудивительно, что такой «скоростной курьер» доставил всю компанию русских путешественников на побережье Франции аж в десять часов утра, что наверняка изрядно расстроило составителей той самой лаконичной инструкции. Но ей богу, обстоятельства были сильнее Великого князя и его окружения! Уж как они старались, как торопились, как суетились!.. Учитывая же то обстоятельство, что великокняжеские порученцы опыта в тайных делах не имели, вся их смешная конспирация была не только бестолковой, но и крайне убедительной для всех, кто за ними следил. А таковые были — кроме пары-тройки уже знакомых отставных французских жандармов, подрабатывающих частными детективами для министра Дюпюи (и в интересах парижской префектуры), вокруг особняка Агренева и на вокзале ненавязчиво крутилась пара новых наблюдателей. Причем на одном шпике его летний костюм смотрелся, как на корове седло — ведь дорогую одежду мало купить, ее еще и носить надобно уметь! Особенно если до этого долго работал на какой-нибудь фабрике, и таскал на себе что-то вроде штанов из крашеной парусины и рабочей блузы… Эта же парочка ехала и в поезде, на котором путешествовал замаскировавшийся под молодого толстяка с окладистой бородой мсье Романофф и его «случайные попутчики», обремененные изрядным числом дорожных кофров и прочего увесистого багажа.

— Порт-Кале! Просим освободить вагоны!..

Несмотря на ненавязчивое сопровождение парочки шпиков, путешественников так никто и не встретил — ни на перроне, ни возле билетных касс. Отстояв так полчаса и в полной мере ощутив себя круглыми дураками, группа мужчин подхватила увесистый багаж и потащились по полуденной жаре через всю привокзальную площадь — заселяться в местную гостиницу. Кстати, вполне приличную, хотя четырехместный номер все же был немного маловат для чертовой дюжины постояльцев, обремененной кучей ручной клади.

— Да где же эти мерзавцы!

— Сохраняйте спокойствие, Николай Николаевич. Уверяю, наша встреча непременно состоиться… Просто они, как все низкопробные злодеи из опереток, предпочитают вершить свои дела под покровом ночи.

— Вы несомненно правы, Александр Яковлевич, однако это ожидание меня просто убивает. Наверняка ведь, эти подлецы нарочно не торопятся объявиться!

Штабс-ротмистр Шиллинг переносил неизвестность и тягучее ожидание хуже всех — его лейб-гвардейская натура требовала движения и решительных действий. Тем удивительнее было ему видеть князя Александра и Его высочество, что расслабленно обсуждали какие-то свои совместные дела, малопонятные простому офицеру-«измайловцу». Нет, он бы мог вставить пару-тройку умных слов, но участвовать наравне с Великим князем и оружейным магнатом в их беседе на тему разработки новейших артиллерийских систем… К таким подвигам двухгодичный курс военного училища его не подготовил! Вместе с тем, спокойная уверенность, сквозящая в движениях Михаила Александровича и его близкого друга, странным образом успокаивала и всех присутствующих, внушая безотчетную веру в благополучное завершение опасного, но вместе с тем очень полезного для карьеры дела. Оказать важную услугу не просто правящей Династии, а сразу государю-императору и его младшему брату — такой шанс выпадает далеко не каждому! И если правильно им воспользоваться, то перспективы открываются такие, что просто…

Тук-тук-тук!

Дернувшись, Николай Николаевич выплыл из сладостных грез и слегка нервно схватился за личный парабеллум модели «Орел», любимый русской гвардией за умеренный вес и способность моментально «скопытить» любого здоровяка. В отличие от «измайловца» и отвечающих за кофры с деньгами чиновников, мирные «секретари» из Дворцовой стражи предпочитали проверенную временем надежность револьверов — выхватив одинаковые девятимиллиметровые «Гравы». Что касается агреневских телохранителей, то они хвататься за оружие не спешили: изначально рассевшись в самой большой комнате гостиничного номера так, чтобы прикрывать собой охраняемых лиц, они лишь сунули руки под сюртуки. И то не все — третий охранитель вообще никак не отреагировал, продолжая сидеть в обнимку с небольшим плоским чемоданчиком, с коим не расставался даже при походах в сортир.

— Николай Николаевич, не будете ли вы так любезны?

Шиллинг с готовностью подхватился на ноги, напряженно тиская рукоять «Орла». Подойдя к двери с заведеным за спину пистолетом, и попутно перекрыв сектора стрельбы для половины присутствующих в номере, «измайловец» светским тоном поинтересовался:

— Кто?

— Вам послание, мсье!

Дождавшись легкого кивка своего августейшего патрона, мужчина чуточку резковато открыл дверь, бдительно огляделся, и только после это все же принял от услужливого коридорного конверт с очередной инструкцией. Кинув юнцу за труды двухфранковую монетку, гвардеец уточнил:

— От кого?

Стоило меж его пальцев мелькнуть серебряному кружку еще одной монеты, как тут же выяснилось, что корреспонденцию для уважаемых мсье на стойку гостиничного администратора бросил какой-то уличный мальчишка. Уложив конверт перед Его высочеством, штабс-ротмистр с нарастающим удивлением стал наблюдать, как послание тут же утянул к себе князь Агренев, принявшийся аккуратно вскрывать послание перочиным ножиком. Когда он откуда-то взявшимся пинцетиком начал осторожно вытягивать четвертушку бумажного листа, «измайловец» недоуменно поинтересовался:

— Князь, вы что же, подозреваете, что бумага пропитана ядом?!?

Разложив записку на чистом платке, оружейный магнат сдвинул ее так, чтобы было удобно читать Михаилу, и благожелательным тоном пояснил:

— Вряд ли, Николай Николаевич. Но вот отпечатки пальцев автора на ней наверняка остались. И именно их мне бы очень хотелось сохранить — в Париже наверняка найдется сведущий в дактилоскопии криминалист, который сможет их зафиксировать.

Подумав, офицер осторожно уточнил:

— Простите, а чем это нам поможет?

— Сейчас, конечно же, ничем. Но чем больше следов оставляют наши… Хм, визави, тем больше шансов когда-нибудь свести с ними близкое знакомство. Мы ведь этого хотим?

— О да, всем сердцем!

Дождавшись, пока Великий князь перечитает короткое послание во второй раз и вернется на свое место, Шиллинг познакомился с образчиком эпистолярного жанра, и тут же полез в жилеточный карман за часами.

— Так… Через час с четвертью? Ну наконец-то, хоть какая-то определеность!

Придворные полицейские переглянулись, покосились на невозмутимых чиновников, затем на остальную откровенно-равнодушную свиту и не рискнули проявлять какую-либо инициативу — хотя было видно, насколько сильно их интересовало содержание очередной записки от шантажистов. Однако высовываться им было просто не по чину, к тому же агреневские «компаньоны» чутко отслеживали каждое их движение, и глаза у них были… Характерно-пустые, в общем. Правда, телохранители немного подобрели, когда они убрали револьверы обратно во внутренние карманы сюртуков. Потом уже и князь Агренев неплохо отвлек глаза и уши Хозяина земли Русской, от тягостных раздумий и составления в уме подробных рапортов — тем, что принес из спальни, в которой они временно сгрузили немаленькую горку багажа, свой личный саквояж.

— Михаил Александрович, как думаете: если мы приедем на встречу без вас, противная сторона сильно расстроится?

Наблюдающий за тем, как его друг выгружает на свежую скатерть пачки с патронами и аж два десятка пустых магазинов, Великий князь с едва заметным вздохом ответил на очень толстый намек-предложение поберечь свою драгоценную персону:

— Мое присутствие заявлено непременным условием обмена. Скорее всего, как гарантия отсутствия жандармов, и тому подобных… Нежелательных для них персон.