Чиновникъ Особых поручений
Шрифт:
— Это чем же таким тебя угостили?
Тоже запустив палец в прореху, Великий князь сначала оценил вмятину на бронепластине, затем нащупал кое-что еще и злобно скривился, соскребая с вспотевшего лица предательски отклеившуюся бороду:
— Крепостным ружьем, не меньше. Пластина треснула! Я затылком так приложился, что дыхание осекло и в глазах потемнело — думал, уже все…
Стоило Семену резко цокнуть языком, как разговоры оборвались: сквозь хриплые и редкие стоны духовных наследников парижских коммунаров стал слышен легкий, и вместе с тем словно бы нарочитый шум чужих шагов — как раз из того прохода, в котором валялись
— Тридцать три?
— Семнадцать!
— Верно!..
В проходе тут же показалась и исчезла мужская фигура. Вновь показалась: стоило новоприбывшемуразглядеть светлые волосы и желтые глаза Агренева, как он отсигналил что-то своему спутнику, и вскоре свита Его императорского высочества пополнилась надворным советником Долгиным, прибывшим в компании своего телохранителя и еще одного «Кнута».
— Как?!?
— Норма.
Оценив состояние шипящего что-то на смеси русского и французского языков Великого князя, пытающегося устоять на предательски подгибающихся ногах, Григорий согласно кивнул. Затем пытливо оглядел раненого агреневского «компаньона», с гораздо меньшим интересом — «измайловца» и дворцового стража, вздохнул и убрал свой «Рокот» в кобуру:
— У меня один из свитских — наповал. Говорили ему, чтобы вперед не лез, да куда там: голубая дворянская кровь, каваллерийская стать… Митрофану из-за него в живот прилетело, и бедро распахало.
— Как он?
— Терпимо. Сейчас с напарником и дворцовыми в фургоне сидит, мешки караулит.
— Фургоне?
Покосившись на подобравшегося к ним любопытного дворцового, Долгин нехотя пояснил:
— Эти еще три дня назад баркас арендовали, собирались на нем деньги вывозить… Причалы в это время немноголюдны, толковую засаду не сделать. Пришлось озаботиться грузовым фургоном.
Известие о том, что капиталы государя-императора спасены, резко улучшило настроение и раненым, и чиновникам, и даже младшему брату их законного владельца.
— У нас два средних, но ротмистра надо побыстрее к врачу: пуля в теле сидит…
Пока начальство совещалось, тройка телохранителей (Семен все так же бдил) собирала валявшееся тут и там оружие и инспектировала карманы на предмет любых документов. Успехи в этом деле не вдохновляли, но зато они мимоходом совершили подлинное чудо — всего лишь парой несильных пинков оживив залитый кровью труп! Правда быстро выяснилось, что кровь на нем была чужой, а сам хитрец просто упал при звуке первых выстрелов и быстренько «умер», рассчитывая переждать заварушку, и затем тихонечко уползти. Ну, шансы на продолжение жизни у него были, и довольно хорошие: связав и подтащив языка к его пребывающему в отключке главарю, освободившееся звено коротко доложило об успехах, и было перенаправлено на поиск таинственного стропильного стрелка.
— … выкупил пакетбот вместе со всем его грузом: думаю, отличный шотландский виски нам пригодиться!? Там еще сыр, маслины и немного арабики в зернах — будет чем в дороге закусить…
— Ха-ха-кха-ох-ё!.. Григорий, хватит меня смешить! И так толком не вздохнуть, а ты еще…
От каркающего смеха Великого князя очнулся штабс-капитан — тут же попытавшийся вздеть себя на ноги.
— И-эк!
Но вместо этого больно (и обидно) плюхнувшийся задом о сырую мать-землю. Ну ладно, сухую, но все равно неприятно твердую. Переждав приступ боли и потрогав повязку, офицер подал голос:
— Г-хаспада…
— О, Николай Николаевич опять с нами!
Уцепившись за руку князя, Шиллинг с натугой вздел себя на ноги. Вновь накатила легкая дурнота, но вид разбитой пулями адской машинки отлично взбодрил героического гвардионца: настолько, что он тут же позабыл про дырку в груди и поинтересовался — а собственно, по какой причине они всё еще живы? Ведь нитроглицерин такая штука, что взрывается от легчайшего удара и даже неосторожного чиха…
— В каком смысле масло? Это что, было обычное оливковое масло!?! Твою же в бога душу мать!!!
Рассматривающий сваленную перед ним груду дешевых револьверов, десятка полтора разнообразных ножей, дюжину недурных кастетов и две потертые лупары, господин Долгин рассеянно поправил:
— Ну, не совсем обычное: рафинированное, тройной очистки. Пришлось изрядно походить по лавкам колониальных товаров, пока нашлось подходящее по консистенции и цвету.
Вспомнив, каким холодом смертного ужаса его обдало во время внезапного падения Михаила Александровича, офицер гвардии Измайловского полка слабым голосом произнес:
— Ваши розыгрыши убьют меня вернее вражеской пули! У меня же тогда едва сердце не остановилось!!! Ох-х…
Дальнейшим признаниям помешал показавшийся «чиновник» с выправкой кадрового военного — старательно огибая неудачливых «бегунков», явный каваллерист еще на подходе расцвел верноподданнической улыбкой.
— Ваше императорское высочество, вы целы!..
Увы, но спешка и сумрак сыграли с ним дурную шутку: устремившись вперед, он сначала подскользнулся на подозрительной серо-красной кашице. Затем закономерно брякнулся на колени. И уже из этого положения разглядел во всех неппетитных подробностях, что может сотворить близкий картечный выстрел с человеческой головой…
— Бу-э-э!!!
В общем, вид пострадавшего от дружественного огня французского революционера благодаря ему стал еще неаппетитнее. На удачу оплошавшего офицера, вернулись телохранители с докладом и дорогим охотничьим ружьем — при виде которого Великий князь моментально забыл о фееричном появлении «подмоги». Пока он с болезненной гримассой вертел и осматривал одноствольный штуцер-экспресс с клеймами «JamesPerdey Sons, Ltd. London», его светловолосый друг листал тоненькую стопку бумаг, бывших в карманах охотника на августейшую дичь.
— Хм? Обратный билет до Дувра, на имя Томаса Бронте.
Поглядев на кусок тонкого картона с парой печатей, обычно сдержанный и вежливый Михаил Александрович злобно прошипел сквозь зубы:
— Английский ублюдок!..
Не без труда отобрав у помрачневшего здоровяка штуцер, оружейный магнат покрутил его, затем нажал-сдвинул и разобрал на две части, передав их дворцовому полицейскому:
— В кофр.
Туда же переправили подсумок с десятком тупорылых безоболочечных патронов неприятно-большого калибра, маску (выбрали ту, что почище) и кучку документов, нашедшихся у павших борцов за светлое будущее французского народа — на чем сбор памятных сувениров был закончен. Обменявшись с Агреневым и Долгиным парой неразборчивых фраз, Великий князь чуть хриплым голосом распорядился: