Чистая душа
Шрифт:
Бесчисленные, расставленные словно по линейке, ряды стульев выстроились словно на параде. Многие из них еще пустуют — значит, он пришел рановато. Но это не беда. Уже один вид украшенного с таким тонким и требовательным вкусом зала придал ему душевных сил и развеял его мрачные мысли. Значит, живет Москва! Стало даже как-то легче дышать. Аркадий Андреевич расправил плечи, выше поднял голову и, твердо ступая, стал прохаживаться вдоль колонн.
Зал быстро наполнялся людьми. Среди депутатов Моссовета, партийных и советских работников, передовиков производства, военных Аркадий Андреевич видел и знакомых, с которыми
Но вот прямо на него идет военный, еще издали широко улыбаясь. Постой, кто это? Никак, Павленко?
— Павле-енко? Остап Иванович!
— Аркадий Андреевич!..
Они крепко обнялись и расцеловались. Не опуская рук, долго смотрели друг на друга. Аркадий Андреевич кивнул на четыре шпалы в красных петлицах на воротнике Павленко.
— Полковник?
— Полковой комиссар…
Потом Аркадий Андреевич заметил орден на груди друга.
— Герой?
— Как и полагается, — отшутился Павленко.
Аркадий Андреевич немного помолчал, глядя другу прямо в глаза.
— А глаза у тебя стали злыми, Павленко…
— Ничего удивительного…
— С фронта?
— С передовой.
— Как там? — тихо спросил Аркадий Андреевич. Он, конечно, знал о положении на фронтах, но ему хотелось услышать об этом из уст фронтовика.
— Как? — вдруг зло повторил Павленко. Но сразу же успокоился. — Конечно, тяжело. Но самое тяжелое, самое опасное уже позади. Теперь все это — дело времени… Но жертвы будут еще…
Павленко замолчал, и Губернаторов не торопил его.
— Одно я теперь хорошо понял, — задумчиво затоварил наконец Павленко. — Настоящая сила человека не в его физической силе, как таковой, не в его учености, не в его душевной потребности быть полезным человечеству, не в его абстрактной любви к Отечеству. Настоящая сила человека — это его умение умереть как герой, когда надо умереть… Настоящая сила человека не в танках и бомбах, не в самолетах, хотя без них и нельзя сейчас воевать, а в его умении идти на смерть ради победы. Вот эту силу и показывает сейчас советский человек…
— Павленко, ты неисправимый философ… Но ты молодец!
9
Аркадий Андреевич Губернаторов знал Павленко еще по институту — они вместе учились.
Юность его пришлась на грозные годы, вобравшие в себя огромнейшие и сложнейшие события. И хотя он носил громкую фамилию (прадед его был крепостным губернатора), принадлежала она тогда парню с двухклассным образованием, имевшему только двухлетний опыт пастушества и подсобного рабочего на железной дороге. Но было у него еще пламенное сердце, умевшее ненавидеть двуногих зверей, жувущих за счет других. Оно-то и увлекло его в самую кипень революции — еще не будучи совершеннолетним, он записался в Красную гвардию, участвовал в боях за Советскую власть, трижды был ранен…
Вернулся в родной город с орденом Красного Знамени. Работал в Союзе Коммунистической молодежи, служил в советском аппарате, повышал свою общеобразовательную подготовку, занимаясь
Здесь-то он и познакомился с Павленко — Остап Иванович был секретарем парткома института. Не прошло и месяца, как Павленко предложил ему стать парторгом курса.
— О чем вы говорите, товарищ Павленко, — раздраженно оборвал его Губернаторов. — На старости лет хоть учебную программу мне бы успеть освоить. А вы хотите взвалить на меня еще такую большую общественную работу. Разве мало молодых, тех, кто с семивосьми лет в школе воспитывались и кому все это дается теперь легче, чем нам…
Павленко выслушал его спокойно, не прерывая. Потом улыбнулся.
— Хотел бы я, чтобы у нас было побольше таких стариков, как вы. Да я вас не променяю и на десяток тех, которые прямо со школьной скамьи попали в институт…
— Не восхваляйте мою отсталость, товарищ Павленко. Во всяком случае, сидеть мне на школьной скамье рядом с теми, кто годится мне в сыновья…
— Нет худа без добра, товарищ Губернаторов… — И Павленко с увлечением принялся развивать мысли, которые подчас приходили в голову и Губернаторову. — Да, в том, что некоторым из нас в пожилом возрасте приходится сидеть в аудитории, виновата наша отсталость. И мы часто идем на это вынужденно. Но почему кто-то считает это неправильным, противоестественным? А может быть, как раз противоестественно то, что человек, еще не приобретя никакого жизненного опыта, попадает в институт и даже на научную работу…
— Философия…
— Да. Но интересная. Ведь сама практика убеждает нас, что человек с практическим опытом работы смотрит и на учебу значительно серьезней и науки усваивает глубже. Даже дисциплина у него другая. Такой человек не будет радоваться, если какая-то лекция не состоится…
Спор затянулся до глубокой ночи. А через несколько дней Губернаторов был избран парторгом курса и с тех пор до конца учебы оставался одним из партийных вожаков коллектива, С Павленко завязалась крепкая дружба. А разъехались — и словно забыли друг друга.
И вот теперь снова встретились. И где? Долго смотрят друзья в глаза друг другу.
— Ну, коль признал это, хватит философствовать, — улыбнулся Павленко. — Перейдем к практике. Как твои дела, где ты сейчас?
Аркадий Андреевич рассказал, что эвакуируется со своим заводом на восток, в один из городов на Каме.
— На Каме? — заинтересовался Павленко. — Как называется?
Аркадий Андреевич не успел ответить — в зале почувствовалась какая-то неуловимая перемена, люди стали торопливо рассаживаться. Губернаторов и Павленко тоже поспешили занять места. Утихшие было разговоры снова возобновились, и вскоре в зале снова стоял сплошной шум. Чувствуя, что приближается момент открытия заседания, Павленко спросил: