Чистая душа
Шрифт:
— Пусть в четвертый класс заходят, — сказала Сания и пригласила Каратаева в директорский кабинет.
— Вы очень легко одеты, товарищ Каратаев, — заметила Сания, — не бережете себя.
— Мне нельзя тепло одеваться.
— Почему?
— Если бы мне было тепло, ребята, клянусь вам, бросили строй и разбежались бы. А так терпят, видя, что и я терплю.
— Не перегибаете ли?
— Пусть закаляются. Не беда, если и обморозятся.
Сания насторожилась:
— Как обморозятся?
— Двое ребят обморозили носы…
— Эх, Файзулла-абый, —
— Ничего не будет, не пугайтесь. Я научил их лечить обмороженные места. Мы должны выпускать закаленных людей, товарищ директор.
— Это так. Однако нужно понимать разницу между взрослыми и детьми. Вы же имеете дело со школьниками, вы педагог!
— Я командир. А теперь военное время. У военного времени своя логика.
— Будьте добры, — взяла твердый тон Сания, — впредь проводить в такие дни, как сегодня, занятия в закрытых помещениях. На это есть инструкции — не нарушайте их.
Каратаев все еще не хотел сдаваться:
— Не все инструкции хороши. Почему бы не проявить инициативу?
— Идите в класс, вас ждут ученики!..
11
Устав от забот и проголодавшись, Сания вернулась домой. Мороз на дворе стал еще крепче.
Даже дома Сания долго не могла согреться. Ольга Дмитриевна приготовила очень вкусные щи, но Сания ела без аппетита. «Видимо, устала», — решила она и прилегла на диван.
Она задремала и неожиданно очнулась — будто кто-то с тревогой сказал ей: «Губим ведь ребят, товарищи педагоги, понимаете? Первый класс — это не шутка!» И перед ее глазами возникла классная комната.
Разрешение не ходить из-за мороза в школу не касалось учеников старших классов. Но классы были неполны. Там и сям виднелись пустующие парты. Среди детей, отцы которых ушли на фронт, есть нуждающиеся в зимней одежде. Школа не сумела обеспечить ею, а теперь приходится расплачиваться за это… Что, если мороз зарядил надолго? Это грозит невыполнением учебной программы!.. А ведь Сания, как депутат, должна думать не только о своей школе, но и о всех других.
Не вышел отдых! Сания вскочила и пошла умыться. Она еще не имела готового решения, лишь чувствовала, что должна выйти из дома. Куда? В отдел народного образования? В горсовет?
Хасан и Роза уже спали. Ольга Дмитриевна сидела за столом, перелистывая книгу. Она подняла глаза, когда Сания вошла с полотенцем в руках.
— Вы опять уходите?
Сания не успела ответить — в комнате зазвучали знакомые позывные радиостанции «Коминтерн».
Смутное чувство тревоги, охватившее было Санию, куда-то отодвинулось, и она приготовилась послушать последние сообщения Совинформбюро.
— В последний час…
Сообщение о разгроме врага под Москвой Сания и Ольга Дмитриевна выслушали молча. Услышав первые слова радостной вести, они переглянулись — хотелось тут же поделиться своими чувствами. Но, боясь пропустить хоть одно слово диктора, продолжали настороженно слушать.
И
Санию уже не беспокоили старые мысли о школьных делах. Точно все сразу прояснилось. Опять пришла вера в свои силы. Она хотела поздравить Ольгу Дмитриевну с большой победой и не могла — не дали подступившие к горлу слезы радости. Тихонько подошла к кровати Хасана, повесила полотенце и, нагнувшись к сыну, поцеловала его порозовевшее лицо. Тот недовольно поморщился во сне. «Не любит мои поцелуи, — подумала она. — Ох, мальчишка…» И подоткнула край одеяла. Потом повернулась к кроватке маленькой Розочки. Около нее сидела Ольга Дмитриевна. Опершись руками о спинку кровати, она не сводила глаз с личика спящего ребенка, и на ресницах ее повисли капельки слез.
Сания подумала: «У меня хоть дети живы и при мне…» Ей хотелось хоть чем-то утешить подругу.
— Ольга Дмитриевна! Родной вы человек!..
И обе женщины, бросившись друг к другу, заплакали.
12
На следующий день, хотя мороз был не меньше, все старшеклассники пришли на уроки. У всех было повышенное настроение.
Впервые после начала войны все были радостны и с новыми надеждами ждали очередного сообщения Советского Информбюро.
Неожиданно Санию вызвали к прокурору. Приглашение встревожило ее. Бросив свои дела в школе, она пошла к Мухсинову.
Прокурор встретил ее уважительно. Поднявшись, пожал руку Сании и подвинул ей мягкое кресло. Начал расспрашивать о житье-бытье. Узнав, что от Камиля все еще нет вестей, с горестным выражением высказал сочувствие.
Сании не понравилось, что он заговорил о Камиле с такой безнадежностью, точно о покойнике.
— Я все же веры не теряю, — сказала она. — Надеюсь, что он жив, здоров и даст знать о себе.
Вера, конечно, хорошее дело, — сказал Мухсинов, покачивая головой. — Только вот вопрос: почему от него кет вестей?
Сания молчала.
— Вы знаете, что это значит? — Но, видимо, решив, что нельзя так грубо ставить вопрос, Мухсинов ответил сам — Впрочем, во время войны всякое бывает.
Сания молчала.
— Не только на войне, но и в тылу, — добавил Мухсинов. — Например, Баязитов. Вон ведь как получилось…
— Он ни в чем не виноват, — перебила Сания.
— Но когда ему дали выговор, он тут же отдал приказ об увольнении своего секретаря. Это как, по-вашему?
— По-моему, Раиса Лазаревна действительно виновата.
— Да, если смотреть на дело с формальной стороны. Однако у нее тоже не было злого умысла, не было корыстной цели. За что же такого человека снимать с должности? Пришлось восстановить.
— Я не думала, что вы такой сердобольный.
Мухсинов самодовольно ухмыльнулся:
— Мое дело — стоять на страже советских законов. Вот и вас я позвал не напрасно.
— В чем дело?..
— Говорят, что на охрану здоровья учащихся вы смотрите сквозь пальцы. Так ли это?