Чистая душа

Амир Мирсай

Стоявшая в нише печи маленькая керосиновая лампа еле освещала комнату.

— Раздевайтесь, Сания, — сказала Фирая, — у нас тепло.

— Раздеваться не буду, извините! Хочу только сказать: вот этого товарища решили поместить у вас. Признаться, я сама порекомендовала… — И Сания перешла на русский язык: — Познакомьтесь, Василий Иванович.

Человек с красивой темно-каштановой бородой, одетый в необшитую шубу и шапку-ушанку, протянул руку Фирае-ханум.

— Карпов, — сказал он негромко. — Простите за беспокойство.

—

Пожалуйста, проходите. И раздевайтесь.

— Я сейчас вернусь…

Карпов вышел к возчику.

— Ты что ж, Сания, — сказала Фардана, — значит, «эваков» размещаешь по квартирам?

— Из горсовета хотели послать его с другим. «Давайте, говорю, я его сама отвезу». Жалко беднягу, очень несчастный человек! Вы уж, пожалуйста, примите его потеплее. В дороге у него замерз ребенок.

— Батюшки!..

— Это еще не вся беда. И жена его простудилась и умерла от воспаления легких. Ужасно! Сразу столько несчастий! А сам он, говорят, очень хороший человек. Большой специалист. Вы уж его, пожалуйста…

Сания смолкла. В это время вернулся Карпов, а за дверью послышался сердитый голос возчика:

— Едете или нет? Я поехал!

— Сейчас! — крикнула Сания и стала прощаться: — До свидания, Фирая-ханум. Я еду, одной ходить страшно.

Фардана вышла во двор и проводила ее до саней.

Когда Фардана вернулась, все в доме было ярко освещено.

— Ой! Ток дали?! Вот счастье-то!

— Хорошая примета, — сказала мать. — Говори «слава богу».

Фардана разделась, повесила пальто, накинула на плечи пуховый платок, поправила волосы и прошла в горницу. Увидела Карпова и остановилась пораженная. Неужели это тот самый «эвак», которого привела Сания? Одетый в грязную шубу и малахай, он показался ей пожилым, бородатым мужиком. А сейчас… можно же так преобразиться!..

Он напомнил Фардане какого-то русского молодого князя, каких ей приходилось видеть в театре или на старых картинах, — то ли Бориса Годунова, то ли кого другого. Такие же кудрявые русые волосы, такая же пушистая, мягкая бородка, красиво обрамляющая рот, подчеркивающая нежную белизну щек и высокого лба.

Чтобы не показывать свое удивление, Фардана сказала с улыбкой:

— Вы, должно быть, чудотворец. Сколько дней мы сидели в потемках, стоило вам войти — и свет зажегся. Право, не святой ли?

— Великомученик! — усмехнулся Карпов, посмотрев на Фардану неулыбчивыми, грустными глазами.

У Фарданы дрогнуло сердце от взгляда его чистых, по-детски невинных голубых глаз; так жаль ей стало этого несчастного человека…

Отношения Фарданы с Карповым начались отсюда, от чувства жалости к нему.

Фардана и ее мать с первого же дня приняли этого человека тепло, по-родному. Каждый день он уходил спозаранку, работал весь день и, усталый, возвращался лишь к ночи. Но как бы рано он ни вставал и как бы поздно ни возвратился вечером, у Фираи-ханум

всегда был готов для него горячий чай.

Сначала это смущало Карпова. «Пожалуйста, не беспокойтесь, — просил он. — Кто я вам, чтобы так заботиться? Я сам о себе позабочусь — и позавтракаю, и поужинаю в заводском буфете». Но Фирая продолжала делать по-своему, и он со временем примирился с этим. Чтобы избавиться от чувства неловкости, стал приносить домой свой паек, в общий котел.

Так все они и стали жить как члены одной семьи. Теперь Фардана возвращалась домой охотно, в хорошем настроении. Не забывала при случае принести из столовой что-нибудь вкусное. И Карпов стал возвращаться с работы пораньше. Изменилось настроение и у Фираи.

Каждый вечер все собирались вокруг стола. Слушали сообщения Информбюро, делились мыслями. Фардана с каждым днем все больше любила эти вечерние беседы. К Карпову относилась просто, по-товарищески.

4

В одно из воскресений Карпов пришел домой гладко выбритый. Фардана с матерью были дома.

— Салям! — весело приветствовал их Карпов.

Фардана гладила белье. Подняв глаза, она застыла от изумления.

— Василий Иванович, вы ли это?

— Нет, я младший брат Василия Ивановича, — пошутил Карпов.

— Сняли бороду! А она так шла вам. Вы были такой солидный… Ну, погляди на него, мама!

Фирая что-то шила. Оторвавшись от работы, она посмотрела на Карпова и засмеялась.

— Э-э, пропала ваша краса! А впрочем, выглядите вы как огурчик.

Неожиданно помолодевший Карпов нравился Фардане. В то же время она почувствовала в душе шевельнувшуюся тревогу. «Да, теперь Василий Иванович для тебя не просто добрый дяденька, как было прежде…»

— Горит! — воскликнула вдруг Фирая, — Паленым пахнет! Ой, Фардана, что ты не смотришь за утюгом!

И Фардана взяла себя в руки, принялась гладить лежавшее на столе белье. Оглянулась на Карпова:

— А все вы, Василий Иванович, надо ж вам так похорошеть! Вскружили мне голову.

Конечно, Фардана сказала это в шутку, и Карпов тоже ответил ей шуткой:

— Надоело мне стариком ходить, когда в городе полно молодых солдаток.

— Вы в самом деле сегодня какой-то другой, — отметила Фардана. — Уж нет ли больших новостей?

Карпов стал серьезен.

— Особенного ничего. Но с сегодняшнего дня мы принимаемся по-настоящему за свое дело.

— Разве вы чужим делом занимались?

— А вы спросите, чего мы не делали! Приходилось быть и грузчиком, и лесорубом, и печником, и стекольщиком, и маляром, и столяром. Все перепробовали. Теперь все кончено. Станки на месте, дров достаточно. Работа пойдет полным ходом во всех цехах. Начинаем выпускать новую продукцию.

— Какую новую продукцию? — поинтересовалась Фардана.