Чистильщик
Шрифт:
Иду в ванную, доедая по пути кусок цыпленка. Когда прохожу мимо туалета, представляю ее сидящей там с ночной рубашкой, обмотанной вокруг пояса, с очками на носу, состыковывающей очередные две детальки паззла. Падаю на колени и, опустив голову, фокусируюсь на ковре. Тошнота постепенно проходит. Когда я включаю свет в ванной, пальцы соскальзывают с выключателя. Отдергиваю занавеску в душе. У мамы совмещенные душ и ванная, но она всегда пользуется только душем. Я пытаюсь открыть кран, но пальцы опять соскальзывают, поэтому я нагибаюсь и просто начинаю вытирать жир о дно ванны. Трачу на это около минуты, покрыв хорошую площадь. Жир довольно легко сходит с моих пальцев и с ладоней тоже. Он светлый, поэтому мама ничего не
— Уолт был так мил по телефону, Джо.
Уолт. Жаль, что я его тогда отпустил.
— Да, он и мне показался очень милым, мам.
Я сажусь за стол, а она заканчивает мыть посуду. Предлагаю помочь ей вытереть тарелки, но она отказывается. Продолжаю наблюдать за ней, размышляя, каково это — быть женщиной, родившей меня. Как она может думать, что я голубой? Что я ей сделал, что она так думает? Я ее сын, а она даже не окажет мне любезности в том, чтобы усомниться.
Я не голубой, мам. Я не голубой.
Она бубнит о Уолте еще час или около того, перед тем как наконец меня отпустить. Стоя на пороге, окруженный ночью, шумом прибоя и влажным и теплым воздухом, который чуть касается моей кожи, я поднимаю голову и смотрю на звезды, и все они наблюдают за моей матерью. Когда-нибудь ее дух поднимется туда, в рай, к Богу. Она сможет снова разговаривать с папой.
Я начинаю хихикать. И папе, и Богу предстоят тяжелые времена.
Я обнял ее перед тем, как уйти. Я буду по ней скучать.
Паркую ту же украденную машину за квартал до дома. Быстро приближается пятница, и…
Господи!
Я роняю портфель и бегу к аквариуму. Несколько ножей выпадают из чехлов, и звук получается как от цимбал. Погружаю обе руки в аквариум. Вода внутри мутная. По поверхности плавают несколько десятков чешуек. Засовываю руки поглубже, ощупью пытаюсь найти своих рыбок и, практически одновременно, нахожу их глазами. Одна из них валяется перед моей кроватью. Другая — около кухни. Обе покрыты кровавыми царапинами. Сообщение, оставленное Мелиссой, вполне очевидно.
Я подхожу к Шалуну, как вдруг из-под кровати выскакивает кот, цепляет когтями рыбку, отшвыривает ее на другой конец комнаты, бежит за ней, берет в зубы и снова бежит к кровати. У самой кровати рыбка выпадает у него из пасти, но кот продолжает бежать, либо понимая, что его застукали и он здорово влип, либо все еще думая, что рыбка у него в пасти. Как бы там ни было, он бежит, бежит так, будто и не ломал никогда лапу, и я понимаю, что все это сделала никакая не Мелисса.
— Сукин сын! — ору я, шагнув к Шалуну и опустившись рядом с ним на колени. Он выглядит мертвым. Я беру его в руки — он холодный, но рыбы и должны быть холодными, правда? Отношу его к аквариуму и бросаю в воду, надеясь, что время еще есть и я успею его вернуть. Подбираю Иегову, доношу до аквариума и тоже бросаю в воду. Шалун уже плавает брюшком вверх. Через пару секунд Иегова к нему присоединяется.
Я кружу их по аквариуму, заставляя плавать вдоль стенок, а потом давлю на их маленькую грудь и, хотя все это кажется бесполезным, окончательно сдаюсь лишь минут через десять. Резко разворачиваюсь и встаю прямо перед постелью. Этот чертов дорогущий кот убил моих двух лучших друзей. Я кидаюсь на кровать, беру ее за края и ставлю на бок. На пол ссыпается куча мусора. Матрас и простыни соскальзывают. Мой пах начинает побаливать, но не так, как болит сердце. Кот смотрит на меня снизу вверх, в полном шоке, голова его чуть повернута набок, а глаза вытаращены. Когда я наклоняюсь, чтобы схватить его, он начинает пятиться. Уши у него прижаты, и выглядит он так, будто готов меня убить. Тогда я вытягиваю ногу и пытаюсь наступить ему на спину, но
Котяра останавливается ровно в середине комнаты и садится. Молча смотрит на меня. Уши его уже не прижаты. Я чуть прикрываю ладонью оставшееся яичко. Ладно. Пора сменить тактику.
— Эй, котик. Иди сюда, киса. Я просто хочу тебя погладить.
Начинаю щелкать своими чертовыми пальцами, потому что, по-моему, котам это нравится. Продолжаю щелкать ими, и в голове моей прокручивается фильм, в котором я играю главную роль и в которой сворачиваю шею этому идиотскому коту. Похоже, кот смотрит тот же фильм, потому что он не двигается с места. Я направляюсь к портфелю. Мы оба, кот и я, смотрим на нож, который я вытаскиваю, и мы оба знаем, что он может сделать. Кот знает, что я собираюсь проверить, сколькими способами можно освежевать его тушку. Вижу, как в лезвии отражаются мои глаза. Пару секунд я просто смотрю в отражение, и все, что мне приходит в голову, это то, как мои глаза похожи на папины. Мысли о папе навевают вдруг еще большую грусть по тем, кого я любил и кого потерял, после чего меня захлестывает бешеная злость на кота, из-за которого мне так грустно.
— Хороший мальчик. Давай же, — продолжаю я щелкать пальцами. Кот мяукает.
Тогда я кидаю нож. Я шустрый. И нож шустрый. Кот еще шустрее. Лезвие втыкается в пол ровно в том месте, где кот сидел долей секунды раньше. Потом он разворачивается ко мне спиной и медленно идет к кровати. Я иду к ножу, когда раздается телефонный звонок. Не хочу отвечать. Все, чего я хочу на данный момент — это убить проклятого кота. Яичко болит адски. А телефон все звонит и звонит.
Я выдергиваю нож из пола и снова швыряю в кота, кот делает прыжок вперед, и нож у него из спины не торчит. Оглядывается и смотрит на меня.
— Я тебя убью, маленький ублюдок.
Кот шипит мне в ответ.
Телефон продолжает звонить. От этого звонка у меня начинает болеть голова. Звонок, звонок, чертов звонок. Почему автоответчик не отвечает?
Я беру еще один нож и осторожно встаю на ноги. Боль в паху все сильнее. Медленно иду к телефону. Он перестал звонить, и автоответчик записывает сообщение. Звук выключен, и я ничего не слышу. Поднимаю трубку, прервав запись.
— Алло? — отвечаю я, надеясь, что золотые рыбки — это единственное, что я сегодня потерял, но предчувствие говорит мне, что с мамой что-то случилось. Оно вернулось, заполнив мои мысли. Почему жизнь так жестока к тем, кого я люблю? И почему те, кого я люблю, предают меня? Я взял кота и подарил ему дом, а он в благодарность сделал это.
— Джо? Привет, это Дженнифер.
Дженнифер? Откуда она знает мою маму?
— Чем могу помочь, Дженнифер? — слышу я собственный голос.
— Ты не поверишь, но мы только что нашли хозяина кота!
Голос ее звучит возбужденно. Смотрю на кровать. Кот все еще сидит там. Прицеливаюсь ножом.
— Правда?
Это означает, что мама жива и здорова. Слава богу!
— Правда! Ведь здорово?
— Кота у меня больше нет, — говорю я, раздумывая, с какой силой нужно метнуть нож, чтобы пригвоздить его к полу.
— В каком смысле?
— Я отдал его одному из соседей.
— А ты обратно не можешь его забрать?
— Понимаешь, дело в том, что он убежал, — отвечаю я, с трудом понимая, что она говорит да и что я сам несу. Мой мозг работает на автопилоте. Я не в силах отвести глаз от чертова кота, но думаю почему-то только о своем папе. О папе, кончающем жизнь самоубийством. О папе, которого нашли запертым в машине.
— Ты шутишь, — произносит Дженнифер. Я перевожу взгляд с аквариума на кота.