Чистосердечное признание или Похождения борзописца, которому не сиделось на месте

Шпагин Михаил Васильевич

– А вот и заместитель председателя Моссовета, – говорит обрадованный незапланированной встречей мой партийный компаньон. – Расскажите, пожалуйста, корреспонденту, что вы думаете о предстоящей выставке.

Мгновенно оценивший ситуацию известный всей Москве зампред разворачивается и скрывается за дверями, не забыв их захлопнуть.

Компаньон отвечал на все вопросы, а делать выводы предоставлял мне. При необходимости остаться одному, исчезал так же неожиданно, как и появлялся.

Я прекрасно понимал, что «второму крылу» поручено мне помогать. Компаньон мечтал стать секретарём парткома Московского отделения Союза художников и надеялся, что сотрудничество со мной ему в будущем пригодится.

Судьба непредсказуема. Однажды я с двумя приятелями купил в Елисеевском гастрономе бутылку водки и хорошую закуску. Застолье мы устроили в мастерской, располагавшейся в трех десятках шагов от памятника Пушкину, на чердаке старинного дома. Вдруг послышался звук поворачивающегося в замочной скважине ключа. Видимо, пришёл хозяин. Один из приятелей, его племянник, ничуть не смутился, и затянул нарочито пьяным голосом какую-то разудалую песню. Звук мгновенно прекратился, и послышались удаляющиеся шаги. Видимо, дядя всё понял… Как потом выяснилось, он и был моим компаньоном.

В подвале на Малой Грузинской стали проходить собиравшие толпы зрителей выставки.

Если придуманный мною кирпич мог уверенно рассчитывать на одного единственного зрителя, то здесь выбор оказался куда как богаче. Было немало и действительно мастерски написанных полотен, скульптура. Любители, коллекционеры договаривались о покупке приглянувшихся им работ. Я бы тоже с радостью кое-что приобрёл. Больше того – только заикнись, глядишь, еще и дарить начнут. Но покупать картины или принимать подарки нельзя. Среди художников есть и склочники, скажут –взятки брал. Так и не осталось у меня от той поры ни одного холста.

В принятом ЦК КПСС постановлении «О работе с творческой молодёжью», в частности, говорилось, что надо расширять сеть выставочных помещений. Подвал, о котором раньше можно было только мечтать, теперь казался тесноват. Поразмыслив и обсудив ситуацию с Дробицким, я открыл в «Московском комсомольце» литературный салон «Ателье художника». Рубрика выходила раз в две недели, каждый выпуск посвящался творчеству одного молодого художника. Словом – серия «персональных выставок». Доступ в ателье был одинаково открыт и классикам, и авангардистам.

Ателье художника

Передо мной самые разнообразные коты. Один с глазами, как у прокурора, другой лениво бренчит на гитаре, третий – за рулем автомобиля. Он напряженно вглядывается в дорогу. Симпатичная киска с букетом цветов не может налюбоваться своим кавалером…

Какое отношение имеют все эти нарисованные на оборотной стороне макетных листов симпатичные пушистые зверьки к рубрике «Ателье художников»? Самое непосредственное. Без них рубрика, наверное, была бы несколько другой. Хотелось разговаривать с приглашёнными без излишнего пафоса, а как его избежать, если герои дают первое в своей жизни интервью? И я придумал: пусть они перед началом беседы будут рисовать нечто такое, что позволит им немного расслабиться. Взяв в руки тушь, перо или кисть, гости рубрики нисколько не обижались. А затем начинался непринужденный разговор.

…Александр, за плечами которого было уже 15 выставок, из них 11 всесоюзных, на вопрос, кого он считает своим учителем, ответил: «Маму. Она в меня всегда верила и главному научила – труду». Оказывается, он трижды пытался поступить в кружок при Дворце пионеров. Два раза не приняли. На третий идти не хотел – мама заставила.

…Дипломной работой студентки вечернего отделения был детский портрет. «Всех детей дома перерисовала, – вспоминает она. – Увидев работы, экзаменаторы в ладоши захлопали. Как актрисе на сцене. А спрятаться – кулис нет».

Другой экзамен неожиданно пришлось сдавать в Забайкалье, на строительной площадке. «Значит, договорились, – сказал молодой рабочий, – если портрет получится непохожим – рвём на части». Портрет остался целым.

…Что такое 16 лет? Паспорт, свидетельство об окончании музыкальной школы. И – неожиданный провал при попытке поступить в консерваторию. Тогда Наташа начала рисовать. Поздно? А, может, как раз вовремя? Несмотря на молодость, она – член Союза художников, любимая техника – редко встречающаяся в наши дни монотипия – это такой вид графики, когда краски от руки наносят на гладкую поверхность формы, чтобы получить один единственный оттиск. Обожает природу, и та отвечает взаимностью. Трудно поверить, но как-то летом заяц битый час просидел на пеньке, как добросовестный натурщик, ожидая, пока художник закончит работу…

Тематика у гостей «Ателье» разная: пейзажи, портрет, труд, армейская служба. Остановлюсь на экологии. Журналистов предупреждали: защита природы – дело хорошее, но надо внимательно смотреть, чтобы защитники не мешали индустриализации. В этом смысле Анатолий Лепин и Вячеслав Савельев были совершенно безобидны, так как звали пристальнее вглядеться в скромный зелёный мир, что раскинулся буквально у наших ног. Их персональные выставки в подвале встретили самый тёплый приём.

Главный «персонаж» работ Анатолия – трава. На полотнах несметная рать былинок не обязательно зелёная, но и желтая, коричневая, а то и голубая. Временами в композициях можно увидеть бабочку или птиц, прибрежный песок, горы – они подчеркивают общую среду. Работы Лепина не просто декоративны. Они еще и оптимистичны в меру своей ненавязчивости, жизнеутверждающи. Быть может, не зовут в космос, но после их созерцания шагать по газону вряд ли кому захочется.

Одуванчики. Танцующие аисты. Солнце под водой – названия некоторых работ Савельева. Цвет – главное, чем оперирует Вячеслав. Ах, как прекрасна акварель, водные краски! И как непросто обуздать их колонковой кистью. А может, и не стоит очень стараться? Ведь потёки усиливают декоративное начало. Работы Вячеслава – своего рода «волхование». Они во многом спорны, но, вместе с тем, не лишены лиричности и драматизма – для тех, кто поддался чарам.

Нетронутый холст

Дома у одного из самых видных авангардистов Виталия Скобелева висел незаписанный белый холст в роскошной золочёной раме.

– Это будет моё лучшее творение, – говорил художник. – Когда-нибудь оно предстанет перед зрителем.

Увы, не предстало. Насколько я помню, холст остался нетронутым.

С Виталиком, Витей, Витькой мы сидели за одной партой, вместе выпускали классную стенгазету. Сосед по парте был одарённым мальчиком. Он не только хорошо рисовал, но и исполнял классические арии. А вот болтать попусту не умел. Поэтому, когда Виталик звонил знакомым девочкам, а к телефону подходили мамы, передавал трубку мне – убеждать собеседниц, что дочку надо отпустить на улицу погулять. Мамы, конечно, думали, что разговаривают со Скобелевым.

Виталий свёл меня в изостудию при клубе завода «Компрессор», где занимался сам. Я быстро научился затачивать карандаши лезвием безопасной бритвы, пользоваться «снимкой» – так называли изготовленные народными умельцами необычайно мягкие ластики. Но каждый раз, подходя к мольберту с приколотым к нему ватманом, испытывал трудно преодолимый страх.

Руководил студией профессиональный художник. Он долго рассматривал нарисованный мною бюст Вольтера и велел продолжать дальше, но как именно – не посоветовал. Девочки из расположенной напротив студии танца уговаривали: «Ты к нам иди. У нас кавалеров не хватает!». Как не согласиться! Заглянул к соседкам, познакомился с руководительницей. Но в танцевальном зале стоял такой острый запах пота! Пришлось, вернуться к Вольтеру.