Читая между строк
Шрифт:
— Лучше пойди займись рефератом.
— Мэгги, я не в состоянии работать. Я не могу ни на чем сосредоточиться. Уже почти конец семестра. А ему все равно.
— Ты должен это сделать. Поверь мне, когда-нибудь ты раскаешься в таком отношении к учебе. Твоя жизнь только начинается, и нехорошо оставлять в ней пустое место там, где должен быть реферат. Ты действительно будешь жалеть об этом.
— Мне так не кажется, — ответил он, продолжая глядеть на нее. — Ну в крайнем случае я могу остаться здесь на Пасху и все наверстать.
— Нет, черт возьми, ты этого не сделаешь! — Мэгги бросила журнал на кровать. — Ты заканчиваешь университет,
— Тебе это прекрасно известно, потому что ты прошла через это год назад. Я в курсе. — Он вновь прикрыл глаза рукой. — Я знаю, я все знаю.
— Тогда послушайся меня, потому что, когда на экзамене выяснится, что пара строчек из «Йоркского вестника» [14] , — это все, что ты знаешь, ты вспомнишь этот момент и будешь рвать на себе волосы. Сильно.
14
«Йоркский вестник» — английский каталог книжных издательств, где печатают аннотации на выпускаемые книги.
Он прерывисто вздохнул, и ей стало стыдно, что она накричала на него. Ему и так сильно доставалось. Она это знала. Она знала, что его семья рассчитывает, что он блестяще окончит университет, как его сестра три года назад. Этого было вполне достаточно, для того чтобы вогнать любого человека в ступор.
— Фей-бьян? — Обратилась она мягко.
— Что?
— Послушай, я просто хочу тебе помочь. Тебе нужно развеяться, я понимаю. Но не сегодня, не за счет реферата, не тогда, когда у тебя назавтра встреча с руководителем. Выполни задание и завтра с чистой совестью сможешь расслабиться. Тебе самому будет приятно, разве нет?
— Да, Мэгги. Мне действительно будет приятно, — обреченно повторил он.
Она внимательно смотрела на него. Он положил на лицо диванную подушечку и лежал, стараясь не уронить ее. Несколько секунд он лежал абсолютно неподвижно, затем резко вскочил. Подушка свалилась, он смотрел на Мэгги, широко улыбаясь.
— Ну, держись, — предостерегла Мэгги и швырнула в него журналом.
— Что это такое? — Он схватил журнал и помахал им в воздухе, не давая Мэгги отобрать его. — Почему ты не сказала, что твой рассказ напечатали? «Я влюбилась в породистого голубка. Мэгги Ридли рассказывает все»!
— Дай сюда, противный мальчишка! — Со смехом пытаясь дотянуться до журнала, она свалилась на диван.
— «У нас были трудные денечки», — произнес Фабиан, превосходно имитируя ее произношение. — «Мы с моим папой работали на мельнице, и нам было нечего есть, кроме старой краюхи хлеба. Но что это был за хлеб!..» О! Как ужасно!
— Прекрати меня передразнивать! Дай сюда!
Она перекатилась на край дивана и потянулась за журналом. Фабиан изогнулся, держа его за головой. Она тянулась за журналом, прильнув к его груди, пытаясь не смеяться, чтобы, распрямившись, совершить рывок, но Фабиан отбросил журнал прочь. Она свалилась на него, тут же пытаясь встать вновь.
— Нет, не пущу. — Его руки сцепились у нее за спиной, он притянул ее к себе.
— Фабиан, отпусти меня.
— Нет. — Он покачал головой. — Я не хочу тебя отпускать.
— Ты должен. — У нее перехватило дыхание. Она пыталась вырваться, но он крепко держал ее.
— Кто
Она прекратила вырываться и посмотрела в его открытое лицо. Буквально на секунду она попыталась представить, как разрешает ему удержать себя, не думая ни о чем, забыв все.
Зазвонил телефон.
— Не подходи, — твердо сказал он.
— Нет, так нельзя. Может, это твоя мама хочет с тобой поговорить.
— Поэтому и не подходи.
— Нет, Фабиан!
Она резко рванулась, и его руки ослабили хватку. Она встала и смущенно пригладила волосы.
— Мэгги, что происходит?
— Телефон звонит, вот что.
— Но…
— Я возьму трубку.
Она нетвердой походкой направилась к телефону и оперлась на кофейный столик, который, возможно, когда-то был полированным, однако теперь поверхность была похожа на панцирь черепахи из-за бесчисленных отпечатков от донышек чашек. Она взяла трубку. Надо собраться, приготовиться к разговору с матерью Фабиана. С женщиной, которая настолько во всем разнилась с ней самой, что вполне могла бы принадлежать к другому биологическому виду. «Что она делает обычно? Как она с ней обычно разговаривает? Нужно говорить как ни в чем не бывало, это важно». Она быстро вспомнила — она шутит, конечно, вот что она обычно делает. Она всегда шутит, а мама Фабиана долго молчит после каждого ее комментария. Вне всякого сомнения, для того, чтобы заставить ее смутиться.
Надо оставаться собой. Надо защищать себя — нет, защищать его.
— Привет. Военный отдел слушает, кто хочет подраться?
В трубке возникла пауза.
— Это Пит.
Она взглянула на Фабиана и отрицательно помотала головой. Он смотрел на нее некоторое время и видел, как она отвернулась от него и пытается говорить по телефону обычным тоном, потом встал и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
— Нет, нет, Пит, все в порядке. Я одна. Фабиан пошел к себе писать реферат. Что ты хотел?
Она слышала, как он шумно выдохнул воздух. Через много миль она словно воочию видела, как он стоит в холле рядом с доской, которую он приделал к стене и которую они гордо звали телефонным столиком, глядя на портьеру у входной двери, которая должна защищать от сквозняков.
— Я хочу развода.
Мэгги стиснула трубку так, что костяшки ее пальцев побелели. Она уставилась на «Скачку вдвоем» [15] , чувствуя, как картина притягивает ее, увлекая прочь из реальности. Впервые она разглядела каждую деталь. Фигуры, сплетенные крепко, щека к щеке, и также крепко держащиеся за руки, и вздыбившийся конь, уносящий этих двоих прочь.
15
Картина В.В. Кандинского.
Над потолком послышались глухие удары — Фабиан включил музыку. Она машинально посмотрела вверх на шелушащуюся краску цвета несвежей цветной капусты.
— Мэгги, дорогая, ты еще здесь?
Ее захлестнула волна гнева.
— Не смей называть меня «дорогой»! Ты слышишь? Никогда, никогда больше не называй меня так!
Она бросила трубку, ее грудь высоко вздымалась, она дышала тяжело и прерывисто. Звуки сверху стали громче, послышались шаги, словно Фабиан ходил из угла в угол.
— О господи, — прошептала Мэгги, закрывая лицо руками. — Что я наделала?