Чижик – пыжик
Шрифт:
Василек не сомневался, что все будет по-моему. Десяток лет, что мы не виделись, не изменили наши отношения: я по-прежнему кумир, а он добровольная шестерка. Чтобы ему легче было справиться с собственным упрямством, я сказал:
— Разве ты не поможешь жене друга?
— Жене? — удивилась Нина.
— Вопрос времени, — промолвил я, стараясь понять, правду говорю или порожняк толкаю.
— Я думала, ты никогда не женишься.
— И я так думал, — говорю я и догоняю, что ничего не бывает случайным, что мысль эта давно прорастала где-то в самом дальнем
Василек напряженно смотрит на меня протрезвевшими глазами, как бы примеряет на меня Иру. От напряга даже очки запотели. Сначала на его мордочке появилось недоумение и неверие, потом — колебание, потом — согласие. Он кивает головой:
— Да, ты с ней справишься.
— Уже справился.
— Теперь ясно, почему она еще заносчивей стала, — говорит Нина. — Когда отца сняли, тише воды, ниже травы ходила, а потом снова…
— Да, — подтверждает Василек, — и я заметил.
Что-то ты слишком замечаешь ее, наверное, запала. У нас с тобой вкусы всегда совпадали. Отсюда и такая злость на нее. А я думал, что Василек одно-люб — раз-ъебай.
— Ну-ну! — язвит Нина. — Она тебе еще покажет, какой у нее характер.
— А какой он у нее?
— Несносный — это мягко сказано!
— Не может быть! — не соглашаюсь я. — У женщины такой характер, какой ей разрешает иметь мужчина. А разрешенное плохим не бывает. Иначе бы жопа об жопу — и кто дальше отскочит.
Василек дослушивает меня с открытым ртом — в бабологии он всегда был и останется двоечником — и выводит в зачетке и в направлении на экзамен нужную отметку.
Я в третий раз наполняю фужеры и мы начинаем болтать, как старые добрые друзья. Они жалуются на свою жизнь, довольно скучную, однообразную, я хвастаюсь своей, правда, сильно не распространяясь, потому что вору и бляди долго оправдываться. Сообщил им только, что вор в законе.
— Ты всегда был первым, — сказала Нина, глядя на меня влюбленно.
Умеют бабы ебаться взглядом. Кончит, правда, под Васильком, чему он будет несказанно рад.
Прервала застолье вернувшаяся дочка. Она поняла, что я не простой гость, поглядела с любопытством. Я внимательно присмотрелся к ней.
— На бабушку похожа.
— Не-ет! — пьяно отверг Василек. — Ни на одну, ни на другую!
А Нина поняла. И сразу принялась убирать посуду. Побыли-побыли, убирайтесь в пизду кобыле.
На прощанье я вновь погладил девочку по голове и прощелкал пальцами по ушам. Она не убрала голову, посмотрела снизу вверх так, словно ожидала, что поцелую в губы. Поцеловал не ее, а маму. В щечку. Нина на мгновение прижалась ко мне, чтобы обновить воспоминания. И я решил обновить, но поподробнее. Надо иметь сметку — ебать жену, не забывать и про соседку. Нина просекла мои мысли, заулыбалась по-сучьи. Одной бабе стало весело — села на хуй, ноги свесила.
Иришкин тоже развеселилась, увидев оценку. Она мечтала об «уд.», а получила самую лучшую.
— Как тебе удалось? Этот зануда такой принципиальный! Он ненавидит меня, не может простить, что мой папа… — она запнулась.
— …бывший первый? Он мне сказал об этом. Мы поболтали с ним за жизнь и он согласился, что это не самый страшный недостаток. Да и я настолько клевый парень, что только за одно это надо поставить моей жене отличную оценку.
Слово «жена» Иришкин просекла на втором или третьем круге осмысления. Она замерла, ожидая продолжения. Я сделал вид, что не догоняю.
— Надо будет что-то, подходи к нему, все сделает.
— Хорошо, — тихо произносит она, ожидая от меня другое.
О чем еще болтать?! Кончай пиздеж, начинай ебеж! Я валю ее на кровать.
От нее сильно пахло лесом, потому что лежала, как бревно. Буду знать, что на время ебли бабья голова должна быть абсолютно пуста.
Ира ждет, когда я отдышусь и расслаблюсь, и сообщает без вступления:
— Я беременна.
— Знаю.
Пауза тянется минут пять. Бабе надо сделать огромное одолжение, женившись на ней, иначе одолжение сделает она — со всеми вытекающими последствиями. Да и трудная добыча дороже ценится.
— И что мне делать? — не выдерживает она.
Я растягиваю следующую паузу до тех пор, пока не ощущаю, что Ира сейчас взорвется.
— Рожай.
— А-а… — тянет она, не зная, как спросить о главном.
— Выходи за меня замуж, — произношу я намного спокойнее, чем ожидал. Это так просто — даже странно. И я продолжаю: — Я люблю тебя.
Надо было бы поменять эти фразы местами, но их проглатывают и в таком виде.
— И я тебя! — горячо шепчет она, целуя меня в щеку, а затем тянется к моим губам.
Насосавшись, отпадает, погружается в мечты. Курочка в гнезде, яичко в пизде, а баба цыплят считает.
Лежит милая в гробу, Я пристроился, ебу. Нравится-не нравится — Спи, моя красавица!Слез я с иглы, оклемался малехо и сразу заметил, сколько по земле шляется пизд неоприходованных. И пошел ебать всех подряд в хвост и в гриву. Эх, ма, была бы денег тьма, купил бы баб деревеньку и ебал помаленьку! Тогда мне во всем масть перла. Теперь знаю, что если слишком прет, значит скоро крупный облом будет, и наоборот.
Чего я полез на эту дуру — уже не помню. Не скажу, чтоб красивая или фигуристая была, не скажу, чтоб женственная или сексуальная, но чем-то она мне приглянулась. Вообще-то я не люблю истеричек. Они хороши в постели чувственностью через край, а по жизни — лучше не связываться. Я же прикипел к этой сучке, будто у нее пизда с золотым ободком. Сказалась моя любовь к литературе, ведь она называла себя поэтессой. И действительно, долдонила стихи когда надо и не надо. Свои и чужие, причем забывала говорить, какие именно ее, поэтому затрудняюсь сказать, были ли у нее хоть какие-нибудь способности. Слово «талант» к бабам не липнет, не говно. А по жизни Ася — так звали ее свои — оказалась способна на многое.