Член общества, или Голодное время
Шрифт:
Лиговке, что и отмечено карандашом слева от печати, а попала она неизвестно как на книгу Н. Н. Страхова “
Бедность нашей литературы ”, С.- Петербург, 1868
(титульный лист поврежден). Треугольная – “Красный картузник ”, на “Холодных блюдах и закусках ”, тем замечательная, что к моменту выхода книги фабрика бумажных картузов прекратила свое существование.
Долмат Фомич любовно перелистывал страницы. “ Вот ”, похвастался он. Титул сказок Бианки, печать общеобразовательной школы № 186. “Вы знаете, кто
У меня нет желания что-либо отгадывать. По правде говоря, меня сфрагистика не интересует. Хотя:
“А сами-то книги, без титулов – где? ”
“Ну чего захотели! – усмехнулся Долмат Фомич. – Всего не приобретешь ”.
“Олег Николаевич, можно вас на минутку? ” – Надо на кухню.
Зоя Константиновна зачем-то зовет. Попросил извинения.
Юлия, стоя у раковины, моет большую кастрюлю, недовольная чем-то. Она даже не посмотрела на меня. Наоборот: отвернулась. Зато ко мне внимательна Зоя Константиновна.
Взяв за руку, подводит к столу.
“ Для салата. Последний аккорд ”.- Диковинное приспособление стоит на столе, гильотиноподобное и, если я правильно понял, многоножевое. Соленый огурец жертвенно лежит на керамическом подогуречнике. Крепыш. Я правильно понял. “ Нажмите, – последовала просьба Зои
Константиновны. – Нажмите на рычажок. Последний аккорд ”.
Я нажал. Огуречные звездочки попрыгали в тарелку.
“Браво! ” – за спиной аплодировали Долмат Фомич и его соратники.
Я шутливо раскланялся.
Долмат Фомич улыбнулся приветливо – мне, но слова, не столь приветливые (под шумок – уверенный, что я не услышу), обратил к Юлии: “Ты бы все-таки надела парадный передник ”.
Злой взгляд в его сторону. Обнаружив, что он всеми услышан, Долмат Фомич попытался смягчить неловкость веселой шуткой: “Юлия, Юлия, как хорошо тобою вымыта, я вижу, кастрюлия”.
“Слушай, не надо! ” – неожиданно громко произнесла Юлия.
Скинула непарадный передник и вышла из кухни. Библиофилы во главе с Долматом Фомичом поспешили за ней. Я, пораженный, остался. “Своенравна, строптива ”,- сортируя огуречные звездочки, обескураженно вымолвила Зоя
Константиновна. И тут я понял: они же родственники! Ну конечно: отец и дочь! Как же я раньше не разглядел этого?
Юлия – дочь Фомича, это же так очевидно! Все объяснилось.
Все стало понятным.
Членство в Обществе, надо же – глупость какая!.. Не ему я обязан тем, что Юлия здесь, не так все абсурдно. Все лучше, все проще, все объяснимее!.. И с Долматом нелепое
Фомичом знакомство мое, озаренное вдруг вспышкой смысла, – не нелепое вдруг, не случайное вдруг – без библиофилов, – сочеталось вдруг у меня в голове с тем, что Юлия здесь, с тем, что Юлия здесь! Петь душа захотела.
Зоя Константиновна улыбалась многозначительно, словно догадывалась, о чем я думаю. Ба! Да ведь она и есть жена, она и есть жена хозяина дома! Других женщин нет. Все становится на свои места. Жена Фомича. Мать Юлии. Хотя лицом не похожа и нос – другой. Не мать – мачеха!
Зазвонил колокольчик, приглашая за стол. Мачеха Зоя
Константиновна сказала мне доверительно: “ Не ладят.
Случается. А ведь как подходят друг другу… Такие разные и так подходят… ”
Я насторожился: “ Кто? ”
“Луночаровы. Юлия Михайловна и… – Она глаза округлила.
–
Как? Вы ничего не знали? Юлия Михайловна и Долмат Фомич уже год как находятся в законном браке ”.
Я не поверил: “ Этого не может быть! ” “Уверяю вас, они муж и жена ”.
Все мои построения мигом разрушились. Я побледнел, наверное, потому что Зоя Константиновна поинтересовалась:
“ Вы, наверное, голодны? ”
“А кто же тогда вы? ” – спросил я не в силах смириться с известием.
“Ха-ха-ха! – Зоя Константиновна кокетливо засмеялась.
–
Молодой человек, а вы шалун. Мы друзья с Долматом Фомичом.
Меня связывает с ним многолетняя дружба ”.
Тоска мое сердце объяла.
Зоя Константиновна предложила выпить. Мы выпили за библиотеку Демьяна Бедного. Закусывали. Я резал ножом.
Сосредоточенно. Очень сосредоточенно, сам чувствовал: чересчур, не в меру выпитого, так быть не должно. Так не бывает. Бывает не так. Я сосредотачивался на своей сосредоточенности: нож ускользал. Я мог сосредоточиться только на чем-то одном: или на ноже, или на своей сосредоточенности. Или на том, что говорили. Демьян Бедный был библиотаф. Библиотаф – это тот, кто не дает читать книги.
“А вы, Олег Николаевич, нет. Вы не библиотаф от слова “ могила ”. Олег Николаевич даст ”. “Долмату Фомичу дал Олег
Николаевич. Нужную. Когда попросил ”. “Спасибо, Олег
Николаевич ”. Пожалуйста. Дал. Дал. Дал.
Зачем я слушаю это?
Сталин брал книги читать. А Демьян давал неохотно. Демьян
Бедный не давал никому, лишь Сталину. Сталин брал и читал.
У него были жирные пальцы. Однажды ревнивый Демьян сказал про Сталина: “Он возвращает с пятнами на страницах ”.
Могли б расстрелять. Уцелел. Но в опалу попал. Выгнали из
Кремля. Исключили из партии. Отлучили от “Правды ”.
Собрание книг досталось музею. Государственному.
Литературному. Государственному литературному.
Государственному литературному досталось музею.
Значит, все-таки они что-то подсыпали в вино. Значит, что-то подмешено.
“ Когда я впервые прочла об этом, а я об этом прочла в “
Огоньке ”… в начале, помните, гласности (и перестройки), я так взволновалась, я так взволновалась, что спать не могла две ночи подряд. Сталин пятна оставил на них! Представляете, пятна! Я решила найти эти книги!