Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Симаков, означают бесчисленное количество. И потому, сколько ни умножай сиксильоны на миллиарды все равно получится меньше мириад
Засвежело и шары в порывах налетевшего ветра скрылись за макушками тополей. В северо-западных предместьях Алма-Аты заполыхали зарницы и все мы, позабыв об улетевших шарах, побежали по горячему асфальту. "Дондик, дондик, не жалей…!" Грянул гром и, блаженно возликовав, мы укрылись в подъезде. Пузырьки лопались в лужах, в подъезде стало темно и мы, перепуганные до замирания сердца, вылетели из темноты укрытия навстречу громовым
Гроза полыхала с веселой яростью. Молния расшивалась на островершинные уголки и квадратики, небо раскалывалось на глазах и, казалось, вот-вот трещавший свод обрушится на нас. Небеса кипели проливным дождем, который с шипением растекался по остывавшему асфальту. Мы умоляли грозу не уходить. Нам было и страшно, и хорошо.
С утра 7-го ноября прошел дождь. Военный парад и демонстрация закончились и после обеда на улицах было тихо. Мы играли в школьном дворе. Шеф, Алька Фирсов, Вовка Симаков, Витька Броневский (он же
Бронтозавр), Женька Клюев, Джон пинали мяч.
Наш командир Совет проводил ротно-тактические учения. В роте семь человек и мы ходили строем. Пригорок, под которым размещался школьный склад, упирался в ажурный бетонный забор, разделявший владения школы с нашим двором. Совет время от времени останавливал строй и давал команду с ходу штурмовать с поляны пригорок: "Вперед!
Не останавливаться!" У забора командир роты и объявил каждому его звание и должность.
Совет дал мне звание заместителя командира отделения. Я расстроился – в отделении кроме меня никого и не было, как не было и самого командира отделения, в то время как Эдьку Совет назначил командиром взвода. Более всех обиделся Копеш – самый младший в роте.
На построении Совет про него ничего не сказал, хотя Копеш усердно пыхтел и вышагивал за ротой с самого обеда. Малый заканючил: "А как же я?" Комроты сжалился и строго распорядился: " Назначаю тебя моим ординарцем!".
Копеш умолк, и подобравшись, вприпрыжку, зашагал за Советом.
Комроты в очередной раз развернул боевой строй перед забором, как вдруг закричал: "Глядите, глядите!" Он показывал в сторону нашего дома.
Дом наш – продолжение здания Госплана. Прильнув к забору, мы наблюдали, как по госплановской крыше со стороны Мира бежали двое.
Размахивая руками, их преследовал человек в фуражке.
Убегавшая пара скоростными прыжками преодолевала пространство.
Впопыхах они проскочили мимо поручней двух пожарных лестниц, прикрепленных у первого и второго подъездов. Какие-то несколько секунд в запасе у них были, чтобы начать спуск по лестнице. Но они проскочили свой шанс на спасение и стремительно приближались к краю крыши с торца нашего дома.
Гонитель шел за ними вразвалку и по всему было видно: сейчас он их схватит. Деваться им некуда. Что могли эти двое?
На краю крыши беглецы заметались. Преследователь сбросил ход и медленно подходил. Тут один из гонимых отскочил на два-три шага назад и быстро набежал на край. Не добежав до кромки, он, выбросив вперед руки, прыгнул. Летел он к ветвям старого раскидистого дуба.
Дерево
Р-раз! Беглец ухватился за ветку и, раскачавшись на весу телом, подтянулся и одним движением поднял себя на сук.
Должно быть, он что-то кричал оставшемуся на крыше другу и старался пригнуть ветку как можно ближе к напарнику. Оставленный на крыше друг оглянулся и так же, очертив круг, с короткого разбега прыгнул.
Пропитавшийся осенними дождями дубовый сук не подчинился воле последней надежды спасенного. Сук медленно отошел назад как раз в тот момент, когда второй беглец цирковым гимнастом завис на
16-метровой высоте.
Где-то на середине полета пути ветки и гонимого разошлись и беглец промахнулся.
Человек падал медленно. Плавно перевернувшись, он начал было новое сальто, но тут что-то вдруг оборвалось и беглец, мгновенно набрав ускорение, скрылся из виду. Был хлопок. Хлопок короткий, громкий, как будто кто-то приложился выбивалкой по ковру.
"Все. Разбился в лепешку". – подумал я.
Мы побежали к дому. Меня пробирала дрожь в предвкушении невиданно захватывающего зрелища. Я еще подумал и том, как совершенно напрасно грешил на скукоту тихого праздника.
Теперь оставалось бежать изо всех сил. Скорей, скорей… Кто прибежит первым, тому и больше достанется прав главного толкователя происшествия.
Первым добежать не удалось. Подбегая последним, я нигде не видел разбившегося. Будто только что увиденного и не было, или упавший каким-то чудом уцелел, успел подняться и убежать. Но нет. Вовка
Симаков, Шеф, Алька Фирсов, Бронтозавр стояли перед неотесанными гранитными глыбинами и смотрели куда-то вниз.
Да вот же он. А то я боялся. Между плитами лежал на спине паренек. Его мы все хорошо знали. То был Адик. Он дружил с Левкой
Гибралтарским и часто оставался у нас во дворе поиграть в настольный теннис. Свободное между плитами пространство занимало не более полуметра и сейчас в нем разместился Адик.
Он лежал с закрытыми глазами. Из левого уголка рта побежала тонкая струйка крови. Пацаны молчали. Что же дальше? Шорох за спиной отвлек нас от Адика. С дуба сползал Левка Гибралтарский. Не глядя на нас, Гибралтарский выбежал за ворота и скрылся.
Приехала скорая. Набежало много взрослых, пацанов. Рядом возник человек в синей, без знаков отличия, гимнастерке и в такого же цвета форменной фуражке. Возле него появилась полная женщина в белом халате. Женщина сказала: "Допрыгался".
Форменный человек лениво скосил на нее глаза.
– Это я за ними гнался. Вот они, – он показал на Адика, – свинчивали с портретов лампочки и кидались ими в прохожих.
Женщина в халате улыбнулась.
– Теперь не будут кидаться.
Кучка слежавшихся с прошлой осени листьев, в которую угодил Адик, заливалась кровью. Его подняли на носилки. Адик хрипел, кровь бежала вовсю и его когда-то серая перкалька напоминала собой багровый рогожный мешок. Врач махнул рукой: "Несите".