Чокнутая будущая
Шрифт:
В квартире было темно. Замерев на пороге, я позвонила еще раз — телефон тихо завибрировал, подсветившись, на столе кухни-гостиной.
Антон был дома?
Я тихо миновала коридор. Толкнула дверь спальни.
В неясных огнях уличного света Антон казался неподвижным манекеном. Он сидел на полу, прислонившись спиной к кровати, и рядом с ним стояла бутылка. Тоскливо пахло коньяком, и я вдруг оробела.
— Извини, — пролепетала испуганно. — Ты хотел побыть один, а я
— Мирослава, — тихо позвал он, повернув ко мне голову. Его лица не было видно, но мне хватило и голоса: усталого, несчастного. — Ты можешь остаться?
Упав перед ним на колени, я обхватила руками его голову, прижимая к груди. Укачивала, что-то бормотала, гладила и целовала.
Один нервный срыв на двоих. Бывает.
Пробуждение наступило с головной болью, а я ведь даже не пила. Зато много плакала.
Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, где я и что я.
За стеной с кем-то разговаривал Антон.
Часы показывали семь тридцать утра. С кем можно трындеть в такую рань?
Поправив халат и кое-как пригладив волосы, я осторожно выглянула из спальни.
Антон жарил яичницу и болтал по телефону, зажав плечом трубку.
— Только нормальное помещение… Ну в центре… Стоянка, да…
— Доброе утро? — неубедительно предположила я.
Он сбросил звонок, оглянулся, улыбнулся.
— Кофе?
Ой-ей. Вечером не было видно в потемках, зато сейчас полюбуйтесь только: губа разбита, под глазом фингал. Кажется, братская встреча удалась на славу.
— Кофе, — согласилась я, — у тебя молоко хоть есть?
— Сгущенка сойдет?
— О, да.
Антон поставил передо мной тарелку с завтраком, перегнулся, аккуратно коснулся губами моих губ. Он уже успел принять душ, выглядел бодрым, свежим и энергичным. За одну злосчастную ночь умудрился восстать из пепла.
— Ты понимаешь, что примчалась ко мне в халате? — спросил он весело.
— Только в такси и поняла.
— Так сильно соскучилась?
— Просто отвыкла спать одна.
— Это хорошо, — он улыбнулся шире, поморщился от боли в губе, но продолжил улыбаться. — Это очень хорошо.
— Ты меня пугаешь, — сообщила я озадаченно.
Антон еще немного посновал по кухне, досервировывая стол, а потом сел напротив. Уставился на меня, блестя глазами.
— Ну что? — поторопила я его. — Чему мы так радуемся, можно узнать? Кажется, Алеша спустил тебя с лестницы.
— Еще как спустил. Но это совершенно неважно. Я покупаю им с Риммой театр.
— А? — рот распахнулся варежкой. — Как это?
— Ну, выкуплю помещению, сделаю ремонт, оплачу оборудование. Римма как раз села рисовать смету, она женщина расчетливая, хладнокровная. Леха-то точно не способен к административной деятельности, поэтому я и привлекаю его первую жену как
— Но это наверное дорого — вдруг взять и ни с того ни с сего стать Карабасом Барабасом?
— Скорее всего. Я выставил на продажу эту квартиру. Да все равно не хватит, — он на мгновение задумался, потом дернул плечом и принялся за еду. — Влезу в кредиты, не впервые же.
— Подожди, — взмолилась я, не успевая за ним. — Что?
— Что? Я все равно собирался переезжать к тебе. Примешь меня нищего и бездомного, Мирослава?
— Ты собираешься ко мне переехать? Насовсем? Навсегда? Со всеми вещами? — переспросила я, чувствуя головокружение.
— Не хочешь? — растерялся он. — Ах да, сгущенка же! Подожди минутку.
Он вскочил, захлопал дверцами шкафчиков, нашел нужный пакет, обернулся.
Я положила вилку, обошла стол и отобрала у него сгущенку. Швырнула ее, не глядя, куда-то в сторону.
Антон следил за мной настороженно, не в состоянии понять реакции.
Кажется, он был готов ко всему. К сердцу прижмет, к черту пошлет, плюнет, поцелует, ну, вы понимаете, да?
Что-то нашло на меня — темное, яростное, жадное. Ухватив в кулак его футболку, я притянула Антона к себе, лицом к лицу. Синяк под глазом наливался фиолетовым.
— Если посмеешь передумать, — хрипло пригрозила я, — если только посмеешь не переехать!
Он выдохнул — с облегчением. Прижал мою голову к своему плечу.
Я дышала его запахом, дышала, дышала.
В груди медленно раскручивались узлы, которые вот уже несколько дней причиняли тянущую боль.
— Ну вот и договорились, — Антон за руку вернул меня за стол, поцеловал в макушку. — Завтракай уже спокойно. Мы же вчера не ужинали. У меня желудок к спине прилип. Правда, — он вздохнул, — может, не от голода, а от страха. Ну вдруг ты меня не пустишь.
Я показала ему кулак — кто его не пустит? Что за разговоры такие?
— Но, Тош, — теперь, когда стало понятно, что Антон никуда от меня не денется, способность мыслить неохотно восстанавливалась. — Ты думаешь, Алеша примет этот театр?
— Ну, не сразу, — что-то прикидывая в голове, ответил он. — Через некоторое время. Ему просто деваться некуда — из русской драмы он вырос, а в экспериментальном театре не прижился. Директор ведь видел всю эту грязь в комментах, видел, и ничего не удалял, пока я ему судом не пригрозил. Других вариантов в этом городе для Лехи нет.
— Зачем они вообще его взяли?
— Главреж давно на Леху глаз положил, да и Римма настаивала. А вот остальной гадюшник… Плевать на них. Режиссера Римма с собой заберет, остальных Леха сам подберет — сколько актерских курсов он провел? Сколотят новый молодой коллектив. Денег эта затея, конечно, не принесет, искусство вообще не про деньги, но зато все будут при деле.