ЧОП "ЗАРЯ". Книга пятая
Шрифт:
Сразу же обернулся и увидел его — призрачного карлика, застывшего в центре зала. Он действительно замер. В позе нашкодившего ребенка, которого только что застукали. Занес уже одну ногу в воздух, вздрогнул, дергая головой и оборачиваясь на крик. А потом мерзко хихикнул и бросился бежать
— Врешь сволочь, не уйдешь, — я скрипнул зубами (или осколками стекла на них), развернулся в прыжке и помчался за ним.
По тому,
Верткий, мелкий гаденыш (пусть и странно так про стариков говорить) прекрасно ориентировался на местности. Знал каждую щель, каждую плохо закрепленную деталь, каждую треснувшую половицу, каждый чертов угол, за которым коварно прятались ведра, швабры и неожиданно выступавшие из стен балки.
Депозит я перестал считать, когда меня придавило моторкой и я половину зала на конвейере прокатился, пока из-под нее выбрался. А потом уже, на грани помутнения от злости, нам с парнями пришла гениальная идея!
И мы начали ломать все сами, но не в этом зале, а в каретном. Чтобы хоть как-то выманить чертова «гремлина». Я отодрал обшивку, а потом начал долбить «гусиной лапкой». Бил и приговаривал: это тебе за люстру, это тебе за швабру, это тебе за пружины из сиденья…
И фобос проявился — в мигающем свете последней лампочки на раскачивающейся люстре, на пороге возник призрачный силуэт злобного старикашки. Большой нос, огромные кустистые брови, сутулая худая спина и дурацкая (будь она трижды проклята) тросточка.
— Семен Павлович, мое почтение, — я натянуто улыбнулся, стряхивая со лба щепки и стараясь приглушить, рвущеюся наружу злость. — Давайте уже договариваться, не пристало вам так скакать в вашем почтенном возрасте.
Дед не ответил, лишь брови сжались в один косматый комок, но и не убежал.
— Отпустите вы уже это место, — я обвел рукой зал, задержавшись на последней целой карете. — Отличное, кстати, качество. Мое вам уважение. Но надо уже отпустить, надо дать возможность вашим детям идти своим путем. Это уже их жизнь, и они хотят прожить ее своим умом.
Дед опять промолчал, хотя на морщинистом лице явно происходила какая-то борьба. Я сделал аккуратный шаг вперед, потом еще один — фобос не убегал.
— А вам мы отличное место подберем, — я сделал еще один шаг и уже почти мог дотянуться до призрака. — Найдем что-нибудь такое, где людям помощь нужна. Будете там своего рода домовенком Кузей, перестройку затеете, союз какой-нибудь развалите. Это уже по настроению. Я же чувствую, что вас амбиции здесь держат, не добились вы чего-то важного. Но конкретно здесь это не получится, да еще и детей ваших несчастными сделает. Пойдем со мной, а?
Семен Павлович фыркнул, особенно когда я зачем-то про Кузю вспомнил, а вот перестроить что-нибудь ему явно хотелось. Он повернулся ко мне спиной, но не ушел, внимательно осмотрел завод, будто прощаясь. Перекрестил его, а потом по полу (непонятно откуда выскочила, может, из-под верстака) покатилась трость. Настоящая, но один в один, как у фобоса в руках.
Я поднял ее, а вторую руку протянул фобосу. И он ответил — раскрыл старческую мозолистую ладонь и положил на мою.
И пошло поглощение.
Стандартный для меня процесс просмотра ключевых воспоминаний фобоса, передача знаний и навыков. Замелькали картинки — прямо какая-то история всей жизни завода, рассказанная за две минуты.
Чистое поле, первый заложенный камень, по кирпичику выстроившиеся стены, первая телега, инновационные какие-то рессоры, потом карета, радостная малышня, мешающая отцу, сильные натруженные руки с засученными рукавами. Радость от первых денег, груть от проигрыша на каком-то конкурсе в столице. Пот, а иногда и кровь, капающие с натруженных, буквально стертых от работы рук.
Потом интерес, когда из ворот завода выехала первая моторка. Но что-то не задалось, и интерес быстро сменился досадой и разочарованием. А потом и испугом. Испугом перед новыми технологиями, перед выходом из зоны комфорта.
Я принимал все это и практически не фильтруя (хотя что-то все равно оседало — появилось желание, что-нибудь починить или смастерить) перенаправлял в трость. Небольшую, простую, чуть не самим Семеном Павловичем сделанную трость. На рукоятке вырезан и затерт от миллионов прикосновений «логотип» завода, а вдоль ножки надпись: Уварченко С. П.
Когда фобос полностью вселился в трость, она потяжелела и стала теплой. Свет под потолком завода перестал мигать, и даже вода из лопнувшей трубы прекратила течь. Фух, кажется готово!
«…надо было сразу с ним поговорить… а не пугать его этими вашими контролями…» — сурово заметила Харми.
«…не стал бы он слушать…» — отмахнулся Ларс: «…он из наших, там сразу не доходит… но вообще мужик крутой, жаль только труханул, но это от недостатка образования…»
«…может, его тогда не на производство, а в университет?» — спросила египтянка: «…только где же его найти?»
«…в Казани, я сам там учился, между прочим… призраки преподаватели там и так есть, болваны все, правда…» — хихикнул Ларс.
Семен Павлович в обсуждении не участвовал, но при упоминании университета по трости прошла едва заметная дрожь. Которую я расценил как: и хочется и колется. Но хочется все-таки больше.