Что будет дальше?
Шрифт:
— Да.
— Что бы ты сделала, чтобы остаться в живых?
Дженнифер замялась. В голову ей приходил только один возможный ответ на этот вопрос:
— Все, что угодно.
— Отлично.
По тому, как звучал голос женщины, Дженнифер поняла, что та отошла еще на несколько шагов. «Наверное, встала позади камеры, чтобы я смотрела прямо в объектив», — предположила девушка. Понимание того, что происходит, придавало ей уверенности. «Меня снимают на видео», — сообразила Дженнифер. Она почувствовала, как напряглись все ее мышцы. «Они даже не представляют себе, какая я сильная», — подумала она. Однако уже в следующее мгновение девушка усомнилась
— Встань, Номер Четыре!
Дженнифер подчинилась.
— Сними трусы.
Услышав это, пленница ничего не могла с собой поделать: руки отказывались повиноваться ей. Но она тут же мысленно представила себе кулак, вновь готовый обрушиться на нее, и поняла: выбора нет, придется выполнить приказ. Она попыталась убедить себя, что находится на приеме у врача или в раздевалке после урока физкультуры и что у нее нет никаких причин стыдиться своей наготы. Но, даже не имея возможности видеть окружающую обстановку, девушка не смогла обмануть себя. Она чувствовала, как видеокамера буквально просвечивает ее всю насквозь; это было страшно и унизительно. Слезы уже готовы были политься из ее глаз, когда женский голос произнес:
— Можешь снова сесть.
Натянув свои тонкие, почти прозрачные трусики, Дженнифер вернулась на стул. Ей казалось, будто от нее отрезали какую-то часть тела. Это было гораздо хуже, чем в тот раз, когда мужчина заставил ее мыться у него на глазах. Ведь теперь ее тело рассматривали бесцеремонно, без всякого благовидного предлога. Как кусок мяса.
— До того как ты попала сюда, чего ты боялась больше всего? — последовал очередной вопрос.
Дженнифер потребовалось какое-то время, чтобы сосредоточиться. От стыда и смятения мысли путались у нее в голове.
— Расскажи о своих самых жутких страхах, Номер Четыре, — с настойчивостью в голосе повторила женщина.
Дженнифер изо всех сил пыталась придумать ответ.
— Пауки, — наконец выдавила она из себя. — Ненавижу пауков. Когда я была маленькой, меня укусил паук, лицо у меня распухло, и с тех пор…
— Пауки — всего лишь конкретные существа, с которыми связан твой страх. Но в чем именно этот страх состоит?
Дженнифер колебалась с ответом.
— Я очень боюсь оказаться запертой в комнате, полной пауков, — сказала она.
— О, я вполне могу тебе это устроить, Номер Четыре.
Дженнифер содрогнулась. Она нисколько не сомневалась, что женщина действительно может исполнить свою угрозу. Она подумала, что все ею пережитое до сих пор — цветочки в сравнении с тем, на что еще способна эта злыдня. А от мужчины можно ожидать и худшего.
— Чего ты прежде боялась больше всего на свете, Номер Четыре?
Тот же самый вопрос окончательно сбил Дженнифер с толку.
«Что я сказала не так?» — удивилась она.
Девушка хотела ответить, но слова будто застряли у нее в горле. Она закашлялась. В этот момент ей в голову пришла новая мысль:
— Больше всего я боялась, что никогда не смогу уехать из городишки, где я жила, и застряну в нем до конца жизни.
Женщина помолчала. Дженнифер показалось, что ее удивил такой ответ.
— Значит, ты, Номер
Голова девочки слегка дрогнула, когда она отвечала на этот вопрос.
— Да.
— Что именно ты там ненавидела?
— Все.
Женщина продолжала допрос. Звук ее голоса отдавался у Дженнифер в голове, словно удары молота по наковальне. Вопрос за вопросом, — казалось, каждый из них наносит ее сердцу новую рану.
— И поэтому ты хотела сбежать, верно я понимаю?
— Да.
— Ты по-прежнему мечтаешь о побеге?
Дженнифер чувствовала, как ее грудь буквально разрывается от сдерживаемых рыданий. Она не совсем понимала, что именно подразумевает женщина под словом «побег»: побег из дому или же побег из тюрьмы, где ее теперь держат. Сама эта неясность казалась мучительной.
— Я просто хочу жить, — произнесла Дженнифер дрожащим голосом.
Женщина помолчала. Затем снова принялась терзать пленницу вопросами:
— Что ты любила в своей жизни, Номер Четыре?
На Дженнифер нахлынул поток воспоминаний из детства. Из окружавшей ее темноты выступил образ покойного отца. Знакомая усмешка сияла на его лице: он словно манил Дженнифер за собой. Она вспоминала детские праздники и игры. Она вспоминала самые обычные семейные развлечения — пикники или поездки на стадион «Фенвей-парк», где в воскресный полдень можно было погонять мяч и поесть хот-доги. Ей на память пришло и то, как однажды во время школьной экскурсии на близлежащую ферму она забралась в сарай с новорожденными щенятами, заботливо опекаемыми мамашей: Дженнифер тогда поразило, сколько жизненной энергии таилось в этих крошечных созданиях. Затем иная картина предстала ее мысленному взору: она с матерью (которую, казалось, не за что было любить) купается в речке в Национальном парке — маленький водопад низвергает струи ледяной воды прямо им на голову, мурашки бегут по коже, но страх отступает перед восторгом. Часто сменяющие друг друга образы, как кадры в кино, мелькали во тьме, скрывавшей от Дженнифер внешний мир. Она сделала глубокий вздох. Все, что нарисовало ей сейчас воображение, принадлежит лишь ей одной — и, значит, она должна всеми силами защищать это от посторонних.
— Ничего, — ответила Дженнифер.
Женщина рассмеялась:
— Каждый из нас что-то или кого-то любит, Номер Четыре. Повторяю вопрос: что ты любила в своей жизни?
Разнообразные мысли вертелись у Дженнифер в голове. Картинки из прошлого наслаивались одна на другую. Лавина воспоминаний буквально накрыла ее. Она чувствовала, что должна сражаться за эти частицы своего «я», чтобы не позволить своим мучителям выставить их на всеобщее обозрение. Немного помолчав, она принялась оживленно рассказывать:
— У меня был кот… Я подобрала его на улице еще котенком. Тогда он был худой, промокший, никому не нужный. И мне позволили оставить его у себя. Я назвала его Чулком, потому что у него были белые «чулочки» на лапках. Я поила его молоком, и он всегда спал вместе со мной. Несколько лет он был моим лучшим другом.
— И что же случилось с Чулком, Номер Четыре?
— Он заболел. Ему было семь лет, и ветеринары уже не смогли ничего сделать. Он умер. Я похоронила его. Мы вырыли ямку у себя в садике и закопали Чулка там. Потом я плакала дни напролет, и родители предложили мне завести другого котенка, но я не хотела, мне нужен был мой, тот самый, которого больше не существовало. — Немного подумав, Дженнифер добавила скороговоркой: — Ну вот. Его я любила.